— А мне все равно, пусть злится, — воскликнула Кэти, подумав, что злоба Хитклифа должна пасть на нее.
— Но мне не все равно, — сказал ее двоюродный брат и весь передернулся. — Не распаляй его против меня, Кэтрин, он очень жесток.
— Он с вами суров, мастер Хитклиф? — спросила я. — Ему надоела снисходительность, и он от затаенной ненависти перешел к открытой?
Линтон посмотрел на меня, но не ответил; и, посидев подле него еще минут десять, в течение которых голова его сонливо клонилась на грудь и он не проронил ни слова, а только вздыхал от усталости или от боли, — Кэти, чтоб утешиться, принялась собирать чернику и делилась ею со мной. Линтону она не предлагала ягод, так как видела, что всякое внимание с ее стороны будет для него утомительно и докучно.
— Уже прошло полчаса, Эллен? — шепнула она наконец мне на ухо. — Не знаю, к чему нам еще сидеть: он заснул, а папа ждет нас домой.
— Нет, нельзя оставить его спящим, — ответила я, — подождите, пока он не проснется, наберитесь терпения! Как вы рвались на прогулку! Что же ваше желание видеть несчастного Линтона так быстро улетучилось?
— Но он-то почему так хотел видеть меня? — спросила Кэтрин. — Прежде, даже при самых скверных капризах, он мне нравился больше, чем сейчас в этом странном состоянии духа. Право, точно это свидание для него — тяжелая обязанность, которую он исполняет по принуждению: из страха, как бы отец не стал его бранить. Но я не собираюсь приходить ради того, чтоб доставлять удовольствие мистеру Хитклифу, для каких бы целей ни подвергал он Линтона этому наказанию. И хотя я рада, что его здоровье лучше, мне жаль, что он стал куда менее приятным и любит меня куда меньше.
— Так вы думаете, что его здоровье лучше? — сказала я.
— Да, — ответила она, — он, знаешь, всегда так носился со своими страданиями. Неверно, что он чувствует себя «довольно прилично», как он просит передать папе, но ему лучше — похоже, что так.
— В этом я с вами не соглашусь, мисс Кэти, — заметила я. — Мне кажется, ему много хуже.
Тут Линтон пробудился от дремоты в диком ужасе и спросил, не окликнул ли его кто-нибудь по имени.
— Нет, — сказала Кэтрин, — тебе, верно, приснилось. Не понимаю, как ты умудряешься спать на воздухе — да еще утром.
— Мне послышался голос отца, — прошептал он, оглядывая хмурившуюся над нами гору. — Ты уверена, что никто не говорил?
— Вполне уверена, — ответила его двоюродная сестра. — Только мы с Эллен спорили о твоем здоровье. Ты в самом деле крепче, Линтон, чем был зимой, когда мы расстались? Если это и так, твое чувство ко мне — я знаю — ничуть не окрепло. Скажи — тебе лучше?
Из глаз Линтона хлынули слезы, когда он ответил: «Конечно! Лучше, лучше!». И все-таки, притягиваемый воображаемым голосом, взгляд его блуждал по сторонам, ища говорившего. Кэти встала.
— На сегодня довольно, пора прощаться, — сказала она. — И не стану скрывать: я горько разочарована нашей встречей, хотя не скажу об этом никому, кроме тебя, — но вовсе не из страха перед мистером Хитклифом.
— Тише! — прошептал Линтон. — Ради бога, тише! Он идет. — И он схватил Кэтрин за локоть, силясь ее удержать; но при этом известии она поспешила высвободиться и свистнула Минни, которая подбежала послушно, как собака.
— Я буду здесь в следующий четверг, — крикнула Кэти, вскочив в седло. — До свиданья. Живо, Эллен!
Мы его оставили, а он едва сознавал, что мы уезжаем, — так захватило его ожидание, что сейчас подойдет отец.
Пока мы ехали домой, недовольство Кэтрин смягчилось и перешло в сложное чувство жалости и раскаяния, к которому примешивалось неясное и тревожное подозрение о фактическом положении Линтона — о его тяжелом недуге и трудных домашних обстоятельствах. Я разделяла эти подозрения, хоть и советовала ей поменьше сейчас говорить: вторая поездка позволит нам вернее судить обо всем. Мой господин потребовал от нас полного отчета — что как было. Мы добросовестно передали ему от племянника изъявления благодарности, остального мисс Кэти едва коснулась. Я тоже не стала подробно отвечать на расспросы, потому что не очень знала сама, что открыть и о чем умолчать.
27
Семь дней проскользнули, отметив каждый свое течение заметной переменой в состоянии Эдгара Линтона. Разрушения, производившиеся раньше месяцами, теперь совершал в грабительском набеге один час. Кэтрин мы еще старались обмануть; но ее живой ум не поддавался обману, угадывая тайну и останавливаясь на страшном подозрении, постепенно переходившем в уверенность. У бедняжки не достало сердца заговорить о поездке, когда наступил очередной четверг. Я сама напомнила вместо нее, и мне было разрешено приказать ей, чтоб она вышла освежиться, — потому что библиотека, куда ее отец спускался каждый день на короткое время — на час-другой, пока он в силах был сидеть, — да его личная комната стали всем ее миром. Она жалела о каждой минуте, которую не могла провести, сидя подле отца или склонившись над его подушкой. Краски ее лица поблекли от бессонницы и печали, и мой господин с радостью ее отпустил, обольщаясь мыслью, что Кэти найдет в прогулке счастливую перемену обстановки и общества; и он утешал себя надеждой, что теперь его дочь не останется совсем одна после его смерти.
Мистером Эдгаром владела навязчивая мысль, которую я разгадала по некоторым замечаниям, им оброненным, — мысль, что его племянник, так похожий на него внешностью, должен и духом походить на него: ведь письма Линтона почти не выдавали его дурного нрава. А я по извинительной слабости не стала исправлять ошибку. Я спрашивала себя: что проку смущать последние часы обреченного печальными сообщениями? Обратить их на пользу у него уже не будет ни сил, ни возможности.
Мы отложили нашу прогулку на послеобеденный час — золотой час ведренного августовского дня: воздух, приносимый ветром с гор, был так полон жизни, что, казалось, каждый, кто вдохнет его, хотя бы умирающий, должен ожить. С лицом Кэтрин происходило то же, что с картиной окружающего: тени и солнечный свет пробегали по нему в быстрой смене, но тени задерживались дольше, а солнечный свет был более мимолетен; и ее бедное сердечко упрекало себя даже за такое короткое забвение своих забот.
Мы издали увидели Линтона, ожидающим на том же месте, которое он выбрал в прошлый раз. Моя госпожа спешилась и сказала мне, что пробудет здесь совсем недолго, так что лучше мне остаться в седле и подержать ее пони. Но я не согласилась: я не хотела ни на минуту спускать с нее глаз, раз она вверена была моему попечению; так что мы вместе поднялись по заросшему вереском склону. На этот раз мастер Линтон принял нас не так апатично — он был явно взволнован; но взволнованность эта шла не от воодушевления и не от радости — она походила скорее на страх.
— Ты поздно, — проговорил он отрывисто, затрудненно. — Верно, твой отец очень болен? Я думал, ты не придешь.
— Почему ты не хочешь быть откровенным! — вскричала Кэтрин, проглотив приветствие. — Почему ты не можешь попросту сказать, что я тебе не нужна? Странно, Линтон, ты вот уже второй раз зазываешь меня сюда, как видно, нарочно для того, чтобы мы оба мучились — ни для чего другого!
