— Ну, а что же мне было делать, Эллен? Он не хочет пожать мне руку, не хочет смотреть на меня: должна же я как-нибудь показать ему, что он мне мил… что я готова подружиться с ним.
Убедил ли Гэртона поцелуй, я не скажу вам. Несколько минут он всячески старался, чтоб мы не видели его лица, а когда поднял голову, был сильно смущен задачей, куда отвести глаза.
Кэтрин нашла себе дело: она аккуратно завертывала в белую бумагу красивую книгу. Затем, обвязав ее ленточкой и сделав надпись — «мистеру Гэртону Эрншо», попросила меня быть ее посредницей и передать подарок тому, кому он назначен.
— И ты ему скажи, что, если он примет, я приду и поучу его правильно это читать, — добавила она, — а если не примет, то я уйду наверх и больше никогда не буду ему докучать.
Я понесла и повторила сказанное под внимательным взглядом отправительницы. Гэртон не разжал кулаков, и я положила пакет ему на колени. Он его все же не скинул. Я вернулась к своей работе. Кэтрин сидела, скрестив руки на столе и склонив на них голову, пока не услышала легкий шелест разворачиваемой обертки. Тогда она тихонько подошла и села рядом со своим двоюродным братом. Он дрожал, и лицо его горело: вся его грубость и вся угрюмая резкость сошли с него. Он сперва не мог собраться с мужеством, чтобы хоть полслова выговорить в ответ на ее пытливый взгляд и тихонько вымолвленную просьбу:
— Скажите, что вы меня прощаете, Гэртон! Да? Вы можете сделать меня такой счастливой, сказав одно только маленькое словечко.
Он что-то невнятно пробурчал.
— И вы станете моим другом? — добавила Кэтрин полувопросительно.
— Нет, вам придется за меня краснеть каждый день вашей жизни, — ответил он, — и тем сильней, чем больше вы будете узнавать меня; а этого я не снесу.
— Так вы не хотите быть моим другом? — сказала она с медовой улыбкой и подсела совсем близко.
Что говорили они дальше, мне не было слышно; но когда я снова оглянулась, я увидела два сияющих лица, склоненных над страницей принятой в подарок книги; так что у меня не осталось сомнения, что договор утвержден обеими сторонами и враги стали отныне верными союзниками.
В книге, которую они рассматривали, было много чудесных картинок; и это, да и самое соседство заключало в себе достаточно очарования, чтоб ни он, ни она так и не двинулись с места, пока не явился Джозеф. А тот, бедняга, пришел в суеверный ужас, когда увидел, что Кэтрин сидит на одной скамейке с Гэртоном Эрншо, положив руку ему на плечо, — и в крайнее смущение, что его любимец терпит эту близость; это так глубоко задело старика, что в тот вечер он не позволил себе на их счет ни одного замечания. Его волнение выдавали только отчаянные вздохи, которые он испускал, когда, торжественно раскрыв на столе свою огромную библию, стал раскладывать на ней грязные банкноты, вынимаемые им из записной книжки — дневная выручка от торговых сделок. Наконец он подозвал к себе Гэртона.
— Отнести это хозяину, мой мальчик, — сказал он, — и оставайся там. Я ухожу в свою комнату. А это помещение не про нас — тут нам сидеть не по чину: мы должны посторониться и подыскать себе другое.
— Идемте, Кэтрин, — сказала я, — нам тоже пора «посторониться». Я все перегладила. Вы готовы?
— Еще нет восьми, — ответила она, неохотно вставая. — Гэртон, я оставлю эту книгу на камине и принесу вам завтра еще несколько.
— Всякую книгу, какую вы тут оставите, я снесу в дом, — сказал Джозеф, — и хорошо еще, если вы после того найдете ее опять. Так что как вам будет угодно!
Кэти пригрозила, что ему придется поплатиться за ее книги собственной библиотекой; и, улыбнувшись Гэртону, когда проходила мимо, пошла, напевая, к себе наверх. И еще никогда, я посмею сказать, у нее под этой крышей не было так легко на сердце; разве что при первых ее свиданиях с Линтоном.
Дружба, так завязавшаяся, быстро крепла; иногда происходили и короткие размолвки. Эрншо не мог по первому велению стать культурным человеком, а моя молодая госпожа не была ни философом, ни образцом терпения. Но так как у них у обоих все силы души были устремлены к одной и той же цели — потому что одна любила и желала уважать любимого, а другой любил и желал, чтоб его уважали, — они в конце концов достигли своего.
Вы видите, мистер Локвуд, не так это было трудно — покорить сердце миссис Хитклиф. Но теперь я рада, что вы и не пытались. Их союз будет венцом моих желаний. В день их свадьбы я ни одному человеку на свете не буду завидовать: в Англии тогда не сыщется женщины счастливей меня!
33
На другой день, то есть во вторник утром, Эрншо все еще не мог приступить к своим обычным занятиям и, значит, оставался дома; и я быстро убедилась, что мне никак не удастся удержать мою подопечную возле себя, как я держала ее до тех пор. Она сошла вниз раньше моего, а затем и в сад, где Гэртон выполнял кое-какую нетрудную работу; и когда я вышла позвать их к завтраку, я увидела, что она его уговорила расчистить довольно большой кусок земли среди смородины и крыжовника, и теперь они обсуждают вдвоем, какую рассаду перенести сюда из Скворцов. Я была в ужасе от опустошения, произведенного за какие-нибудь полчаса; кустами черной смородины Джозеф дорожил как зеницей ока, и среди них-то Кэтрин и надумала разбить свой цветник!
— Ну вот! — закричала я. — Это, как только откроется, будет в тот же час показано хозяину, и чем вы станете тогда оправдываться, что позволяете себе так хозяйничать в саду? Не миновать нам грозы, вот увидите… Мистер Гэртон, меня удивляет, что у вас только на то и достало ума, чтобы взять да и наделать бед по ее указке!
— Я и забыл, что кусты — Джозефа, — ответил Эрншо, несколько смутившись, — но я ему скажу, что это сделал я.
Мы ели всегда вместе с мистером Хитклифом. Я исполняла роль хозяйки — разливала чай, резала мясо и хлеб; так что без меня за столом обойтись не могли. Обычно Кэтрин сидела подле меня, но сегодня она пододвинулась поближе к Гэртону; и я сразу поняла, что она так же не намерена скрывать свою дружбу, как раньше не скрывала вражды.
— Смотрите не разговаривайте много с двоюродным братом и не слишком его замечайте, — шепнула я ей в предостережение, когда мы входили в столовую. — Это, конечно, не понравится мистеру Хитклифу, и он разъярится на вас обоих.
— Я и не собираюсь, — был ее ответ.
Минуту спустя она бочком наклонилась к соседу и стала тыкать ему первоцвет в тарелку с овсяным киселем.
Гэртон не смел заговорить с ней, даже не смел взглянуть; и все же она продолжала его дразнить и дважды довела до того, что он чуть не рассмеялся. Я насупилась, и тогда она покосилась на хозяина, чьи мысли были заняты чем угодно, только не окружавшим его обществом, как ясно выдавало выражение его лица; и она остепенилась на минутку и с глубокой серьезностью всматривалась в него. Потом отвернулась и снова принялась за свои глупости. У Гэртона вырвался наконец сдавленный смешок. Мистер Хитклиф вздрогнул, глаза его быстро пробежали по нашим лицам. Кэтрин ответила свойственным ей беспокойным и все-таки вызывающим взглядом, который так его злил.
