Выглядел он великолепно: на голове корона в сияющих алмазах, бархатное одеяние усыпано жемчугами, у бедра – меч в драгоценных ножнах, одна рука на поясе, другая сжимает перчатки из тонкой кожи. На плече сидит джинн и пускает фонтанчики огненных искр.
Офицер онемел, его солдаты застыли как вкопанные. Шут за спиной Клима громко произнес:
– Его величество Марклим Первый, король Хай Бории и великий маг, победитель орков, гоблинов, драконов и демонов иного мира! Изволит плыть в свою державу на этом корабле. Преклонить колени, сволочь веницейская!
Никто не шелохнулся. Клим сделал шаг к офицеру, хлестнул по лицу перчатками и возложил руку на его плечо.
– Сказано тебе, на колени! И лбом о палубу, петух!
Королевская длань была тяжелой – веницеец рухнул на колени и согнулся, поцеловавшись с палубой и потеряв шлем. Его солдаты опустили оружие, кто преклонил колено, кто, пребывая в растерянности, торчал столб столбом.
Клим вытащил меч, и на лезвии тут же вспыхнули письмена. Вскинув клинок, он вогнал острие в переборку – совсем немного, пальца на два, но меч даже не покачнулся. Он застыл в дереве слегка изогнутой, сверкающей полосой.
– Читай! – Клим схватил офицера за волосы и дернул вверх. – Читай, прощелыга, что тут написано, и попробуй вытащить клинок!
Веницеец, с ужасом глядя на него, прочел надпись и ухватился за рукоять. Жилы вздулись на его висках, лицо покраснело от напряжения, но меч не шелохнулся.
– Мой меч останется здесь и будет служить пропуском капитану Синдбаду на всех морях и во всяком порту, – пояснил Клим. – Это знак, что он на службе Хай Бории, и любой, кто нанесет ему ущерб или обиду, ответит перед моим величеством. Головой ответит, а также всем своим имуществом. Такова моя королевская воля!
– Корролевская воля! – выкрикнул на мачте дозорный попугай. – Кто наррушит, кишки вон!
Синдбад-мореход ухмылялся и поглаживал эфес своей сабли. Корабельщики стали теснить солдат к правому борту, Пропащая Душа щедро раздавал плюхи, прочие не отставали. Большинство лучников на галере опустили оружие. Джинн взлетел в воздух и промчался вдоль их строя, пуская искры в лица самых упорных. Не таким уж сильным был его огонь, но воины отступали и бледнели. В этой реальности страх перед магами и колдовством передавался из поколения в поколение.
Клим подтолкнул офицера к толпе солдат.
– Собери своих людей, веницеец, вернись на корабль и плыви обратно к Черепашьим островам. Можешь послать весть вашей пресветлой Синьории – скоро я к ним наведаюсь с моими рыцарями. Пусть ворота готовят, щит прибью.
Выдернули из борта крюки, и веницейская галера отвалила. И, словно дождавшись этого, всколыхнулся жаркий воздух, подул ветер, освежил разгоряченные лица, наполнил паруса, погнал корабль на запад, к Дикому морю и берегу тавров. Синдбад, все еще ухмыляясь, сам стоял у штурвала, заглядывая иногда в свой старинный свиток. Попугай приплясывал на рее и орал что-то неразборчивое, мореходы, собрав оружие, драили палубу, чтобы следа чужого не осталось ни на одной доске. Клим, в короне и королевском своем облачении, прохаживался по мостику и расспрашивал кота, высоки ли стены вокруг Веницеи, сколько в них башен и сколько врат.
Вдруг в вышине закричали, закаркали вороны, и целая их стая, тридцать или сорок птиц, спустилась к мачтам и закружила над кораблем точно черная метель. Подняв голову, Клим смотрел на них в изумлении, а вороны словно бы глядели на него, временами пролетая мимо на расстоянии протянутой руки. Так продолжалось минут десять, потом стая взмыла ввысь, ринулась дружно на север и исчезла за горизонтом.
– Вещие птицы, мудрые, – заметил Синдбад. – И кажется, мой господин, ты пришелся им по нраву.
Глава 14
Дикий берег. Тавры
Что сказать о мужчинах и что сказать о женщинах? Хоть те и другие – из рода человеческого, но столь не похожи они видом своим, и естеством, и разумом, и нравом, что надо бы считать их разными породами людей. И дела меж ними творятся разные, на одну ночь, на месяц или на несколько лет, временами по взаимному влечению или из прихоти, а иногда за деньги или в поисках иных выгод. Но бывает так, хоть и не очень часто, что тянет мужчину к женщине, а женщину к мужчине, влечет с такой необоримой силой, будто они две половинки целого. И тогда нет речи о дне, месяце или нескольких годах, ибо измеряется это влечение целой жизнью. И тогда мы говорим: они испили эльфийский мед. И еще говорим: узы их любви не разрежет клинок и не расточит время.
«Поучение молодым и старым», составленное королевским архивариусом сиром Напзаном
Край тавров к земной Тавриде отношения не имел, так как являлся не полуостровом, а узкой прибрежной равниной, лежавшей между солеными водами и горами. Море здесь вдавалось в земную твердь, образуя длинный и довольно широкий залив, пока безымянный, ибо веницейцы, любители давать названия тому и этому, сюда не заплывали. Да и что тут делать их купцам? Удобных бухт насчитывалось мало, берег был диким, скалистым, заросшим лесами, а его обитатели имели репутацию сущих разбойников.
Но все же были тут места, подходящие для гаваней, и капитан Синдбад, посовещавшись со старинным свитком, выбрал из них наилучшее. Бросили с судна якорь, встали в сотне метров от берега, спустили лодку и принялись перевозить сундуки с дарами и кое-какие припасы. Когда же эта работа закончилась, Синдбад сказал королю:
– Восемь сундуков на берегу, и еще бочонок с пивом, и лепешки, и солонина, и сушеные фрукты… Много всего, мой господин, а у тебя в помощниках только гном, кот и маленький летающий человечек. Как понесешь ты этот груз, как доставишь в свое королевство?
– Я ничего нести не буду, – ответил Клим и показал на ближние холмы, за которыми поднимались в воздух струйки дыма. – Вот поселение тавров, капитан. Я отправлюсь к ним и найму лошадей, подводы и носильщиков.
– Эти люди – разбойники и злодеи, – возразил Синдбад. – Не пойти ли нам туда вместе, прихватив двадцать вооруженных корабельщиков? Иначе, преславный цезарь, я боюсь, что тебя пленят и ограбят.
Клим улыбнулся:
– Не думаю, что это случится. Не тревожься, Синдбад, плыви в Веницею, продавай, покупай и сообщи мне, не чинил ли кто тебе обид. Я с этим перцем живо разберусь.
На том Синдбад-мореход спорить перестал – должно быть, вспомнил, как король разобрался с сиренами и веницейцами с галеры, а до того – с тварями пустоши Демонов. Поднял он якорь и поплыл на запад по Дикому морю, а дозорный попугай на мачте крикнул на прощанье:
– Корроль, корроль Маррклим! До встрречи, твое величество!
Оставшись со своими спутниками у моря, катившего волны на усыпанный галькой берег, Клим залез на большой плоский валун и огляделся. Бухта тут была превосходная, с глубокой водой и двумя мысами с запада и востока, защищавшими ее от штормов. Пологий берег и равнина за ним подходили для городской застройки, огромная скала, вдававшаяся в море, казалась идеальным местом для крепости, а на оконечности каждого мыса можно было возвести форты. В лесу зеленели мощные дубы и грабы, деревья с прочной древесиной, подходящей для корабельного дела, лес и всю равнину замыкала цепь холмов, а дальше вставал невысокий хребет с горными лугами и остроконечными вершинами. Этих пиков было семь, и Климу невольно пришел на память старец Ашрам Абара, носитель семисвечника. В конце концов, с него все началось – так почему бы им не завершиться? Пусть будет память о нем и о мореходе, который доставил сюда короля.
