Кредитное бюро, расположенное на другой стороне аллеи, напротив бара «Браннанс», казалось, пребывало в состоянии спячки. Шону Линдсей, работавшую здесь до своей смерти, уже заменили другой молодой женщиной, видимо, такой же сообразительной и быстрой в счете. Она сидела за барьером на высоком стуле; над ее головой светилась нейлоновая эмблема компании «Вестерн Юнион». У меня была куча свободного времени, и я, сам не зная почему, вошел в агентство. Услышав звук открываемой двери, женщина подняла голову и улыбнулась, словно мое появление ее осчастливило. А возможно, я был единственным посетителем агентства в тот день.
Я спросил ее, как работает система, и после подробных расспросов понял, что смогу связаться со своим банком по телефону и заказать перевод денег в любой подобный офис в Америке. Для этого мне требовался пароль для связи с банком и либо удостоверение личности, либо пароль для связи с офисом, в который должны прийти деньги. Напомню, что все это происходило в 1997 году. Многое тогда делалось бессистемно и не по единому стандарту. Я знал, что существует множество различных банков, близких к Пентагону, потому что тридцать тысяч людей, собранных в одном месте, представляют собой огромный рынок финансовых услуг. Я решил, что когда в следующий раз буду в округе Колумбия, то переведу свой счет в один из банков, имеющих связь с Пентагоном, узнаю его телефонный номер и зарегистрирую пароль. Так, на всякий случай.
Я поблагодарил молодую женщину и пошел дальше по дороге, которая привела меня в ружейный магазин. Я купил запас патронов для «беретты»: коробку с двадцатью патронами «парабеллум 9 мм» и запасную обойму, рассчитанную на пятнадцать патронов. Проверил, подходят ли патроны и работает ли пистолет — все было в порядке. Многие из тех, кто не проверяет новые боеприпасы, еще живы, но никоим образом не все. Я заменил патрон, прежде находившийся в стволе, на новый, только что купленный, а затем положил пистолет в один карман, а новую заполненную обойму и четыре запасных патрона — в другой.
Это были нужные покупки. Мне не требовалась ни подержанная стереосистема, ни запасные автомобильные детали. Я просто прошел сквозь аллею Дженис Чапман и снова пошел в кафе. Официантка, встретив меня в дверях, объявила, что никто не спрашивал меня по телефону. Постояв секунду, я снял трубку, сунул четвертак в монетоприемник и набрал коммутатор Министерства финансов. Тот самый номер, который я набирал на желтом телефоне, стоявшем на кухне дома Линдсеев. Ответила мне та же самая женщина. Судя по голосу, в средних годах и элегантная.
— На кого мне вас переключить? — спросила она.
— На офис Джо Ричера, пожалуйста, — попросил я.
Я услышал тот же самый скрежет и щелчки, после которых наступила такая же, как и тогда, минута мертвой тишины. Затем та же, что и тогда, молодая особа — я был уверен, что на ней клетчатая юбка и белый свитер — произнесла:
— Офис мистера Ричера.
— Мистер Ричер на месте? — спросил я.
Мой голос она узнала моментально — возможно, потому, что он похож на голос Джо.
— Нет, — ответила она. — К сожалению, он еще не вернулся. Он все еще в Джорджии. Так я думаю. По крайней мере, я надеюсь, что он там.
— Вы волнуетесь? — спросил я.
— Да, немного.
— Не стоит, — успокоил ее я, — Джо уже большой мальчик. И он справится с любым, кто набросится на него в Джорджии. А меня даже не волнует, появилась у него аллергия на арахис или нет.
Повесив трубку, я прошел в глубину зала и сел за дальний столик для двоих. Я просто сидел, ожидая звонка Мунро и отсчитывая в голове время.
Майор появился более-менее точно в обещанное время, спустя час после нашего предыдущего разговора плюс пять минут на то, чтобы доехать. Он припарковал свою скромную машину у бордюра, вошел в зал и сразу нашел меня в полумраке дальнего конца зала. Расстегнув пуговицу на верхнем кармане, Мунро вынул тонкий черный блокнот, который я видел у него прежде, положил его на стол передо мной и сказал:
— Вот, возьмите. Похоже, больше никому мои записи не нужны. Никто не хлопочет о выделении этому блокноту постоянного места в Национальном архиве.
Я кивнул.
— Один подполковник сказал мне, что не должно быть никаких напоминаний о недавних подозрениях.
Мунро тоже подтвердил мои слова кивком.
— И я имел с ним подобный разговор. Этот тип в бешенстве от встречи с вами. Вы действительно обидели его чем-то?
— Надеюсь, что так оно и было.
— Он хочет подать рапорт Гарберу.
— Вот и хорошо, а то нам постоянно не хватает туалетной бумаги.
— Да еще и кучу копий во все места разослать… Вы станете знаменитым.
Секунду Мунро с сожалением смотрел на меня в упор, а затем направился к своей машине. Я же открыл черный маленький блокнот и приступил к чтению.
Глава 80
Почерк Мунро был хоть и не совсем разборчивый, но аккуратный и старательный. Им было заполнено примерно пятьдесят маленьких страничек. Метод майора заключался в том, что он одновременно записывал две, а то и три беседы, а затем суммировал добытую информацию перед тем, как перейти к следующим двум или трем беседам. Таким образом, и полученные им исходные сведения, и его заключения были расположены рядом: первое облегчало доступ к справочным данным, второе подтверждало изложенное в первом. Такая циркулярная система свидетельствовала о надежности, прилежности, усердии и добросовестности Мунро. Он был хорошим копом. Фотография Рида Райли все еще находилась в блокноте, притиснутая к корешку блокнота между последней исписанной страницей и последующей чистой. Как я понял, Мунро использовал ее вместо закладки.
Центральной темой всех пятидесяти страниц была Дженис Мэй Чапман. Она появилась потому, что почти сразу выяснилось, что она и Райли встречались, но не потому, что Райли говорил что-то о ней. Или, впрочем, о чем-либо другом. С самого начала он отказался отвечать на вопросы, ограничившись лишь сообщением своих фамилии, звания и номера. Для такого дознавателя, каким был Мунро, это не представляло большой проблемы. Он поговорил с каждым из рейнджеров батальона «Браво» и выбрал нужные факты, нащупав перед этим слабые места и не слишком оберегаемые сведения. Он записал отрывки из опрометчивых упоминаний, сложил их вместе и оформил в виде ясного и связного повествования.
Парни, служившие под началом Райли, говорили о нем так, как мне неоднократно доводилось слышать прежде. Он был слишком молод для того, чтобы стать легендой, имел слишком малую известность, чтобы стать звездой, но обладал некоей харизмой, делавшей его заметным. Отчасти это объяснялось должностью его отца, отчасти — его личными качествами. Но Райли не любили. В записанных разговорах чувствовались верность и преданность, но это были своего рода корпоративные верность и преданность, не личные. Все, сказанное о нем, казалось, прошло через фильтр традиционной солдатской ненависти к военной полиции. Никто не смог сказать о нем ничего плохого, но никто не сказал о нем и ничего хорошего. Читая между строк о том, что было и чего не было, я видел, что Райли явно из тех, кто любит показать себя и покрасоваться перед другими; нетерпимый, безразличный ко всему, легкомысленный и невнимательный, уверенный в том, что для него нет ничего невозможного. Невелика доблесть выставить себя таким, да еще в таком спокойном месте, как Косово, но случись ему появиться на свет в предшествующем поколении и оказаться во Вьетнаме, в первый же день он получил бы случайную пулю в спину или в руках у него взорвалась бы неисправная граната. В этом я был уверен. Людям, намного лучшим, чем Райли, была уготована подобная судьба.
