На первый взгляд комната казалась далеко не великолепной.
Но здесь была Деверо. Я держал за спиной фотографии трех великолепных женщин, но в ней было что-то такое, что отличало ее от каждой из них. Она была здесь, рядом. И, возможно, даже превосходила их всех. Очень красивая женщина, сказала о ней Нигли, и я был рад, что мою субъективную оценку подтвердил еще кто-то, чье суждение я считал объективным. Сидя за своим письменным столом, Деверо казалась невысокой, узкоплечей, гибкой и расслабленной. Как обычно, она улыбалась.
— Вы идентифицировали машину? — спросила она.
Я не ответил, но вскоре зазвонил ее телефон. Она сняла трубку и некоторое время слушала молча, а потом сказала:
— Хорошо, но все равно это является нападением с намерением совершить тяжкое уголовное преступление. Займитесь этим в первую очередь, хорошо? — Положив трубку, она сказала: — Пеллегрино, — таким тоном, словно объясняла мне проблему.
— Напряженный день? — сочувственно спросил я.
— Два парня были кем-то избиты сегодня утром; они уверены, что это был солдат из Келхэма. Но армейские власти говорят, что база все еще закрыта. Не понимаю, что вообще происходит. Врач постоянно работает сверхурочно. Он говорит, что у них сотрясение. Но сотрясаются не только их мозги, но и бюджет моего ведомства.
Я не сказал ничего.
Деверо снова улыбнулась и попросила:
— Ладно, что бы там ни было, для начала расскажите мне о вашей подруге.
— Моей подруге?
— Да, я встречалась с ней. Френсис Нигли. Как я предполагаю, она ваш сержант. Она ведь в армии.
— Она была моим сержантом прежде. В течение многих лет, но время от времени.
— Интересно, зачем она пришла сюда?
— А что, если я просил ее прийти?
— Нет, если бы это было так, она бы знала, где и когда вас встретить. Об этом вы договорились бы заранее, и ей не пришлось бы искать вас по всему городу.
Я утвердительно кивнул.
— Она приехала для того, чтобы предостеречь меня. Похоже, я нахожусь в безвыходной ситуации. По ее словам, это путь к самоубийству.
— Она права, — согласилась Деверо. — Эта Нигли сообразительная женщина. Мне она понравилась. Я таких люблю. Она замечательно владеет своим лицом. А ее особый взгляд, дружеский и в то же время доверительный… Держу пари, она классно проводит допросы. Кстати, она передала вам фотографии?
— Так вы поспособствовали ей в том, чтобы заполучить их?
— Надеюсь, она этим воспользовалась. Я оставила их на виду и на минуту отвернулась.
— Зачем?
— Это сложно объяснить, — ответила Деверо. — Я хотела, чтобы вы их увидели, когда будете один и не между делом. Ну, что-то вроде контролируемого эксперимента. Никакого давления с моей стороны, и, что особенно важно, никакого моего влияния. Без контекста. Я хотела узнать ваше первое впечатление, свободное от каких-либо сторонних воздействий.
— Мое?
— Да.
— Это значит снова демократия?
— Пока нет. Но, как говорят, в шторм заходи в любой порт.
— Понятно, — сказал я.
— Ну и как? Каково ваше первое впечатление?
— Все трое изумительно красивы.
— И это все, что между ними есть общего?
— Я так понимаю. Кроме того, что все они женщины.
Деверо кивнула.
— Хорошо, — сказала она. — Я согласна. Они все изумительно красивы. И я очень рада получить такое подтверждение от человека, обладающего в данном вопросе независимой точкой зрения. Мне было трудно сформулировать это даже для самой себя. И я намеренно избегала говорить это прилюдно. Это прозвучало бы очень странно, вроде высказывания лесбиянки.
— Неужели это для вас так важно?
— Я живу в Миссисипи, — ответила она. — И я служила в Корпусе морской пехоты, и все еще не замужем.
— Понятно, — сказал я.
— И у меня нет постоянного поклонника.
— Понятно, — повторил я.
— Но я не лесбиянка, — объявила она.
— Понимаю.
— Однако даже в этом случае, если люди видят, что женщина-коп зацикливается на женщинах — жертвах преступлений, то они никогда не воспримут это правильно.
— Понимаю, — снова сказал я.
Нагнувшись вперед, я вытащил папку из-под ремня, положил ее на стол и объявил:
— Миссия завершилась. И, кстати говоря, ходы с обеих сторон были классными. Немногие могли бы переиграть Нигли в интеллектуальной игре.
— Сама была такая, — ответила Элизабет.
Она подтянула папку к себе и положила на нее ладонь; подвинула папку влево, потом вправо, после чего ее рука так и осталась лежать на папке. Возможно, она еще сохраняла тепло моей поясницы.
— Так вы идентифицировали машину? — снова спросила шериф.
Глава 24
Не снимая руки с папки, она смотрела прямо на меня. Ее вопрос, казалось, повис в воздухе между нами. Так вы идентифицировали машину? А в моей голове все еще звучал настойчивый голос Гарбера, дошедший до моего уха по телефону в кафе: не сообщай, повторяю, не сообщай этот номер местным правоохранительным структурам.
Офицер, которому я подчиняюсь.
Приказы есть приказы.
— Ну так как? — повторила она свой вопрос.
— Да, — ответил я.
— И?
— Я не могу сообщить вам номер.
— Не можете или не хотите?
— И то и другое. Этой информации присвоили гриф секретности через пять минут после того, как я позвонил и назвал этот номер руководству.
Она не ответила.
— Ну а что бы вы сделали в такой ситуации? — спросил я.
— Сейчас?
— Не сейчас. Тогда. Когда служили в Корпусе морской пехоты.
— Будучи морпехом, я сделала бы то же, что делаете сейчас вы.
— Я рад, что вы меня понимаете.
Деверо согласно кивнула и, все еще держа ладонь на папке, сказала:
— Я ведь раньше не сказала вам правду. Вернее, не всю правду. О доме моего отца. Он не всегда его арендовал. Он стал домовладельцем сразу после женитьбы. Но когда моя мама заболела, они поняли, что значит не иметь страховки. Она должна была у них быть, ведь страховку обеспечивала работа. Но чиновник в администрации округа, ответственный за это, попал в затруднительное положение и украл страховые взносы за два года, и это произошло как раз в тот момент, когда мама заболела. В результате чего родители оказались перед лицом ранее существовавших условий.
[21]
Отец взял кредит для уплаты долгов, но дела пошли хуже, и он оказался неплатежеспособным. Банк аннулировал право собственности, но предоставил отцу возможность жить в доме на правах арендатора. Поведение обеих сторон этого дела привело меня в восхищение. Банк поступил правильно, и мой отец продолжил служить в своем округе, несмотря на то что эта история, образно говоря, нанесла ему удар в зубы. Честь и обязанности — вот что я ценю.
