— И что же я пропустила?
— Ничего, — успокоил ее я. — Там не было ничего такого, на что надо было смотреть. Я так считаю. Мы должны были увидеть некоторые вещи, но мы их не увидели. Потому что они исчезли.
— И что же это за вещи? — спросила она.
— Позже, — ответил я, потому что именно в этот момент я увидел кое-что еще.
Глава 37
Задний двор дома Дженис Мэй Чапман оказался далеко не в том порядке, в каком содержался палисад перед главным фасадом. Фактически за ним вообще не ухаживали, и он был запущен донельзя. В основном этот двор представлял собой газон и выглядел печальным и заброшенным. Растительность на нем скосили, но скошенное было не луговой газонной травой, а сорняками. В дальнем конце виднелся низкий сплошной забор, сделанный из неокрашенных и не защищенных от гниения досок; панель, расположенная в середине забора, была выломана и валялась рядом.
То, что я увидел, стоя в дверном проеме, было маленькой узкой тропкой, протоптанной по обкошенному газону. Почти незаметной. Практически ее и не было. И только лучи послеполуденного солнца, освещавшие газон с одной стороны, делали видимой эту призрачную тропку в тех местах, в которых скошенные сорняки росли гуще, а сейчас были примяты и утоптаны. Тропа была немного темнее остального газона и вела по дуговой траектории к дыре в заборе; ее протоптали ноги, ходившие по ней взад и вперед.
Я сделал два шага по тропке и снова остановился. Земля захрустела. Я посмотрел вниз. Деверо, шедшая почти вплотную за мной, натолкнулась на мою спину.
Во второй раз мы прикоснулись друг к другу.
— Что? — спросила она.
Я поднял голову.
— Не будем спешить, — ответил я и пошел дальше.
Тропа вела через газон, через дыру в заборе и дальше, через заброшенное поле шириной примерно в сто ярдов. Дальний конец этого поля упирался в железную дорогу. На полпути возле правого края поля лежали два столба, на которых когда-то были навешены ворота, а между ними с востока на запад проходила грунтовая дорога. В западном направлении, подумал я, на нее выходят когда-то использовавшиеся проезды к полям и дорога, связующая ее с извилистым продолжением Мейн-стрит, а в восточном она, образуя тупик, упирается в железнодорожные пути.
Заброшенное поле на всем протяжении было покрыто отпечатками протекторов автомобильных шин. Машина следовала между поваленными воротными столбами и, развернувшись под прямым углом, подъезжала прямо к дыре в заборе дома Чапман. Она добиралась почти до того места, где стоял я, а потом, готовая к поездке назад, шла задним ходом и разворачивалась, описывая при этом петлю, похожую на треугольник.
— Ей до чертиков надоели эти старые грымзы, — сказал я. — И она затеяла с ними игру. Иногда выходила через главный вход, а иногда — через задний двор. И я готов держать пари, что временами ее бойфренд желал ей спокойной ночи и объезжал вокруг дома для продолжения встречи.
— Черт побери, — полушепотом выругалась Деверо.
— Но в действительности мы не можем винить ни ее, ни бойфренда, ни этих старых дур. Люди делают то, что они делают.
— Но тогда все собранные улики становятся бессмысленными.
— А это как раз то, чего она хотела. Она же не знала, что когда-нибудь это станет важным.
— Теперь мы не знаем, ни когда она пришла, ни когда ушла в свой последний день.
Я молча стоял и смотрел по сторонам. Поглядеть здесь было не на что. Ни других домов, ни других людей. Пустынный ландшафт. И никаких вторжений в личную жизнь.
Постояв так некоторое время, я обернулся и посмотрел на тропку, протоптанную через газон.
— Что? — снова спросила Деверо.
— Она купила этот дом три года назад, так?
— Да.
— В то время ей было двадцать четыре года?
— Да.
— И это можно считать делом обычным? В двадцать четыре года стать обладательницей такой недвижимости?
— Может быть, это и не совсем обычно.
— Без ипотечной закладной?
— Пожалуй, это определенно не очень обычно. Но как это связано с состоянием ее заднего двора?
— Ей не очень нравилась работа в саду.
— Ну, это же не преступление.
— Прежний хозяин тоже не любил копаться в земле. Вы знаете прежнего владельца или владелицу этого дома?
— Три года назад я еще служила в Корпусе морской пехоты.
— Вы здесь недавно… ну, а что вы помните из того времени, когда были подростком? Может быть, это была третья старая грымза, для полного комплекта?
— Почему вы так думаете?
— Просто так. Это неважно. Но кто бы ни были владельцы этого дома, они тоже не любили заниматься своим газоном. Поэтому они сняли почву и заменили землю чем-то другим.
— И чем же?
— Пойдемте посмотрим.
Деверо пролезла через дыру в заборе и, дойдя по тропке до середины участка, присела на корточки. Раздвинув стебли сорняков, она проткнула пальцами тонкий слой почвы и стала водить рукой взад-вперед, словно нащупывая что-то. Потом, подняв голову и посмотрев на меня, сказала:
— Гравий.
Прежний владелец устал от постоянной заботы о газоне и предпочел заменить его дробленным камнем. Либо он взял за образец японский сад, либо последовал примеру рачительных калифорнийцев, предпочитающих иметь дворы, которые требуют малого количества воды. Возможно, на засыпанном гравием заднем дворе стояли во многих местах глиняные горшки с радующими глаз цветами. А может быть, и нет. Сейчас сказать что-либо определенное было невозможно. Но было совершенно ясно, что гравий вместо травы его полностью не удовлетворил. Он не стал для него панацеей, избавляющей от трудозатрат. Слой гравия был тонким, а в накрытой им почве оставалось множество корней сорняков. Требовалось регулярное применение гербицидов.
Дженис Мэй Чапман прекратила обработку гербицидами. Это было ясно видно. В ее гараже не нашлось шланга для полива. Не было даже лейки. Сельский район штата Миссисипи. Сельскохозяйственные земли. Дождь и солнце. Сорняки во всю прыть полезли из-под земли; полезли как сумасшедшие. Некий бойфренд привозил газонокосилку с бензиновым мотором и скашивал их. Хороший парень, в котором энергия хлестала через край. Добрый парень, который не терпел неухоженности и беспорядка. Наверняка он был солдатом. Парнем, который привык делать что-то для людей, приводить вещи в порядок и затем этот порядок поддерживать.
— Ну так что вы скажете? — спросила Деверо. — Ее изнасиловали здесь?
— Может, ее вовсе и не насиловали.
Деверо ничего не сказала.
— Возможно, что ее вовсе и не насиловали, — повторил я. — Представьте себе такую картину. Солнечный день, полное уединение. Они сидят на заднем дворе, потому что не хотят сидеть на пороге главного входа, когда старые ведьмы наблюдают во все глаза за каждым их движением. Они подчиняются охватившим их чувствам, им хорошо; тут все и происходит.
