— Всего один брат.
— Старший или младший?
— Старший, на два года. Кстати, родился он далеко, где-то в Тихом океане. Я долгое время его не видел.
— Он похож на вас?
— Мы скорее две альтернативные версии одной и той же личности. Мы похожи. Он более энергичный, чем я. Но у меня все получается лучше. Он более интеллектуальная личность. Я более развит физически. Наши родители считали его хорошим, а меня — плохим. Вот так-то.
— И чем же он зарабатывает на жизнь?
Я ненадолго замолчал, затем ответил:
— Этого я сказать не могу.
— У него секретная работа?
— Дело не в этом, — сказал я. — Но это может навести вас на мысль об одном деле здесь, которое волнует армию.
Деверо улыбнулась. В толерантности ей не откажешь.
— А как насчет пирога? — спросила она.
Мы заказали два персиковых пирога, тех самых, что я ел вечером накануне. И кофе для нас обоих, что я воспринял как добрый знак. Она не опасалась того, что ей будет не заснуть. Может быть, именно это она и задумала. Пожилая супружеская пара поднялась со своих мест и направилась в отель, пока официантка была на кухне. Они остановились возле нашего стола. Никакой беседы. Только многочисленные кивки и улыбки. Они решили проявлять вежливость. Из чисто экономических соображений. Деверо была их кормилицей и поилицей, а я — временным приятным дополнением.
Часы в моей голове пробили десять часов вечера. Принесли пироги и кофе. Я не уделил большого внимания ни тому, ни другому. Большую часть своего времени я посвятил тому, что неотрывно смотрел на третью пуговку блузки Деверо. Я заметил ее еще раньше. Это была первая пуговичка, на которую была застегнута блузка. Следовательно, первая пуговичка, которую следовало расстегнуть. Маленькая перламутровая пуговичка, серебристо-серая. Под нею было тело, ни бледное, ни темное, но живое, объемное, рельефное. Если смотреть слева направо, оно изгибалось в мою сторону, затем следующий изгиб отдалял его от меня, а затем оно снова приближалось. Оно вздымалось и опадало в такт ее дыханию.
Подошла официантка и предложила еще кофе. Возможно, впервые в жизни я отказался от него. Деверо тоже сказала «нет». Официантка положила на стол счет оборотной стороной кверху. Я слегка обалдел. Неслабо. Тогда, в 1997 году, на солдатское жалованье все еще можно было хорошо поесть. Бросив поверх чека несколько купюр, я посмотрел через стол на Деверо и спросил:
— Мне можно проводить вас домой?
— Я думала, вы сделаете это не спрашивая, — ответила она.
Глава 43
Пеллегрино и Батлер выполнили свою работу и честно заработали положенные им сверхурочные. Парни семейства Макинни исчезли с улицы. На Мейн-стрит было тихо и совершенно безлюдно. Вышла луна, воздух был мягким. Деверо в туфлях на каблуках казалась выше, чем обычно. Мы шли рядом, достаточно близко друг к другу, чтобы я слышал шелест шелка о ее кожу и вдыхал аромат ее духов.
Подойдя к отелю, мы поднялись по ступенькам входа и шагнули за порог. Я, придержав дверь, пропустил ее вперед. Старый хозяин занимался чем-то, сидя за стойкой. Пожелав ему спокойной ночи, мы направились к лестнице. Наверху Деверо на секунду остановилась и сказала:
— Ну, спокойной ночи, мистер Ричер. Еще раз благодарю вас за то, что составили мне компанию за ужином.
Громко и четко.
Я просто стоял рядом.
Она прошла по коридору.
Достала свой ключ.
Вставила его в замок на двери семнадцатого номера.
Открыла дверь.
Закрыла ее снова намеренно громко, на цыпочках подошла ко мне, протянула вперед руки и положила ладони мне на плечи. Приложив губы к моему уху, зашептала:
— Это для старика внизу. Мне нужно думать о своей репутации. Не стоит шокировать избирателей.
Я облегченно выдохнул, взял ее за руку, и мы пошли в мою комнату.
Нам обоим было по тридцать шесть лет. Вполне взрослые люди. Не подростки. Никакой лихорадки в движениях. Мы не тискали и не мяли друг друга. Мы все делали не спеша и не торопили время. А какое это было время… Может быть, самое лучшее за всю мою жизнь.
Едва закрылась дверь моего номера, как мы губами прильнули друг к другу. Ее губы были холодными и влажными. Маленькие зубки. Шустрый проворный язык. Это был потрясающий поцелуй. Пальцы одной моей руки, спрятавшись под волосами, поддерживали ее голову; вторая ладонь, бродившая по спине, прижимала ко мне ее тело. Она крепко обхватила меня, ее тело двигалось в поисках самого приятного контакта. То же самое делал и я. Наш первый поцелуй продолжался долгие минуты. Может, пять, а может быть, и все десять. Мы оба проявляли терпение. И все делали не торопясь. Мы были достаточно опытны. Я думаю, мы оба понимали, что первый раз уже не повторится. И мы оба хотели испить всю его сладость до последней капли.
В конце концов мы разомкнули губы, чтобы вдохнуть воздуха. Я снял с себя рубашку. Я не мог вытерпеть того, что кровь Макинни была между нами. Почти вся грудь и живот у меня были в осколочных шрамах, похожих на осьминога, ползущего от талии вверх. Безобразные белые стежки. Обычно с этого начинались беседы. Деверо увидела шрамы, но не обратила на них внимания. Ее тело продолжало двигаться, не замирая ни на секунду. Она ведь служила в морской пехоте, а потому видела еще и не такое. Ее рука потянулась к верхней пуговичке блузки. Я остановил ее.
— Нет, дай я.
Она улыбнулась и сказала:
— Это твоя работа? Тебе нравится раздевать женщин?
— Больше всего на свете, — ответил я. — А к этой пуговице я начал приглядываться еще с четверти десятого.
— Нет, с десяти минут десятого, — поправила она меня. — Я заметила, сколько тогда было времени. Я все-таки коп.
Я взял ее левую руку и отвел ее от груди. Она подчинилась, держа руку на весу ладонью вверх. Я расстегнул пуговицу на манжете. Потом, взяв ее правую руку, сделал то же самое. Шелковые манжеты соскользнули вниз по тонким запястьям. Она положила руки мне на грудь. Заскользила ладонями вверх к голове. Снова поцелуй. Целых пять минут. Еще один потрясающий поцелуй. Лучше, чем первый.
Мы снова разомкнули губы, чтобы набрать воздуха, и я потянулся к пуговице на груди ее блузки. Она была такая же маленькая, как все. И скользкая. А пальцы у меня большие. Но с этой работой я справился. Блузка распахнулась, и этому поспособствовали ее вздымавшиеся груди. Моя рука скользнула ниже, к четвертой пуговице. Затем к пятой. Я вытянул полы блузки из-под пояска, талии, а потом осторожно и не торопясь высвободил всю блузку. Деверо все время смотрела на меня и улыбалась. Блузка распахнулась. Под ней был бюстгальтер. Узкий, черный, отделанный кружевами, с тонкими бретельками. Бюстгальтер прикрывал только соски. Груди у нее были просто фантастическими.
