– В отсутствии шаха гурии танцуют, – сказал Виктор.
– Очень остроумно! Только вот не гурии, а фурии! У вас что, зубов не хватает? Тогда обратитесь к логопеду! Ага, я вижу, вы мне не верите! Спросите у мадам Примолен, ей об этом рассказала мадам Бушарда, узнавшая новость от ломовика из «Маленького мавра», видевшего все своими глазами. Уф, я больше не могу! Первый раз в жизни взламываю дверь, – констатировала мадам Баллю, тяжело опускаясь на циновку мансарды.
– Поскольку у вас есть универсальный ключ, взламывать ничего не придется, – успокоил ее Виктор, – и о незаконном проникновении речи тоже не идет, ведь здесь вы у себя дома.
– Верно. Этот господин Ватанабе, помимо прочего, оказавшийся человеком более корректным, чем я думала вначале, – мой жилец, пусть даже квартира, в конечном счете, принадлежит вам.
Неужели в этой комнате жил один и тот же человек? Ее внешний вид позволял в этом усомниться. По одну сторону разделительной линии, состоявшей из трех циновок, выложенных в ряд, высилась груда коробок, набитых посудой и кухонными принадлежностями, по другую – царила спартанская обстановка в виде ватного матраса с периной, табурета с подсвечником и идеально ровной стопкой книг.
Жозеф полистал томики, посвященные статистике и похоронным обрядам разных стран, и вновь аккуратно, будто по отвесу, их сложил. Потом они с Виктором приступили к осмотру постельных принадлежностей. Пока Жозеф ощупывал подушки, его шурин схватил одеяло и резко его тряхнул. Из швов выпало несколько перьев, которые, кружась, стали медленно опускаться на землю.
– Эй вы! Поосторожнее там, я потратила уйму времени чтобы привести эту дрянную перину в порядок, а то она держалась на одном честном слове да бельевых прищепках! – проворчала мадам Баллю.
Ее лицо исказилось в гримасе.
– Господи Иисусе, простыни! Какая гадость! Чтобы пользоваться ими и дальше, в моющий раствор придется добавить сапониту и тереть их до скончания века!
Она протянула Виктору руку, будто прося подаяния.
– Думаете, я буду платить из своего кармана! Сапонит стоит денег. Эй-эй, может, вам на голову сегодня шкаф свалился! Что вы делаете?
Не обращая внимания на стенания консьержки, Жозеф с Виктором, охваченные внезапной яростью, стали столь безжалостно рвать подушки и перину, что комната тут же будто покрылась снежной пеленой. Беспрестанное чихание и кашель отнюдь не воспрепятствовали последующему разграблению матраса путем его вскрытия.
Охваченная паникой и гневом, мадам Баллю металась между Виктором и Жозефом, пытаясь остановить их, затем, запыхавшись, на несколько мгновений замирала, закрыв рот и глаза, и возобновляла свою бесполезную суету.
– Хватит! – завопила она.
И они наконец остановились. Лица их были окружены ореолом пуха.
– Ха, а ведь я надеялся совсем не на это, – невнятно пробормотал Жозеф.
– На что же вы надеялись? Найти бриллиант Дерианур
[114]
, украшающий каракулевую шапку шаха?
– Нет, на бриллиант стоимостью в двадцать миллионов мы не рассчитывали, – признался Виктор, – просто думали, что здесь окажутся перья экзотических птиц.
– Вы спятили! Вам что здесь, лавка, торгующая пухом и пером? Здесь живет японский бумагомаратель, а не модистка!
– Повторите слово в слово то, что вы только что сказали, – приказал ей Жозеф.
Мадам Баллю попятилась – в смущении и задыхаясь от волнения.
– Вы спятили, – прошептала она, отчаянно пытаясь справиться с приступом кашля.
– Да нет, что вы сказали после.
– Вам что здесь, лавка, торгующая пухом и пером? – покорно пробубнила охваченная ужасом консьержка.
Жозеф щелкнул пальцами.
– Вот оно! Лавка на улице Бога! Она как раз торгует перьями! Вспоминайте, Виктор. Фуражка, найденная в номере Энтони Форестера, опилки деревянных плит для мостовой, идентифицированные аптекарем, фабрика на улице Гренель, улица Бога…
– Там что, есть такая лавка?
– В тот день она была закрыта.
– Значит, мы пришли сюда не напрасно. До свидания, мадам Баллю, простите нас за беспорядок, который мы тут устроили! – крикнул Виктор и бросился к двери.
Жозеф не отставал от него ни на шаг.
– Это уже ни в какие ворота не лезет! А кто будет наводить порядок и разгребать весь этот сор? Вы же дикари! Индейцы-апачи! Они разнесут грязь по всем лестницам!
– Присматривать за лавкой вновь придется Джине, – бросил вконец запыхавшийся Жозеф, устремляясь за Виктором, к изумлению мадам Примолен, тут же схватившейся за грудь.
«Где сатана, там суета сует», – подумала дама и перекрестилась.
Рабочие настилали на улице новую мостовую, поэтому никакого движения на ней не было. На тротуаре, между грудами строительного мусора, сновали пешеходы и велосипедисты.
Впереди Виктора с Жозефом на своем двухколесном коне катил человек. Уткнувшись носом в руль, он вез на плечах целую груду черных, связанных ремнем ящичков с медными уголками. Перед магазином по продаже перьев он затормозил, слез с велосипеда, сбросил поклажу на землю и прислонил машину к витрине. Затем вновь поднял ношу, толкнул перед собой дверь и вошел. Его примеру последовали и два приятеля.
– Эй! Господин Бискорне, это я, Норбер, ваш посыльный!
Виктор и Жозеф зажали носы. В воздухе висел густой запах воска, камфоры и средства от моли, густо сдобренный каким-то сладковатым ароматом.
Посыльный, бледный и болезненный тип, чем-то похожий на служащего похоронного бюро, принялся развязывать ремень, которым были стянуты ящички. Верхний из них представлял собой крышку, к нижнему были приделаны колесики. На вид все казались легкими.
Из-под прилавка, где он перед этим наводил порядок, вынырнул человечишко – тощий, но с выдающимся, нависавшим над поясом брюшком.
– Ага! Вот и ты! Ну что, встречался с комиссионерами?
Посыльный согласно кивнул головой и стал открывать ящички, в которых обнаружились чучела птиц, а также перья самых разных окрасок и размеров. Эта коллекция прекрасно гармонировала с ярким изобилием, которое предлагала экзотическая вселенная магазина.
Царствовало здесь перо – упакованное в ящички или бумажные пакеты, прикрепленное к стене или потолку. Виктору с Жозефом оставалось лишь определиться в нелегком выборе, чтобы, набравшись терпения, заняться изучением орнитологии: райских птиц, цапель с распростертыми крыльями, колибри, выпей и даже орла – в виде чучел.
При виде этих охотничьих трофеев Виктор очень скоро ощутил в груди стеснение, быстро переросшее в отвращение, и с облегчением услышал, что Норбер, уладив дела, стал прощаться.
