– И что ты будешь делать?
– Что? – сказала она. – Что ты имеешь в виду?
– Он напал на Камиллу. Он же взрослый человек, а напал на твою дочь, которой двадцать один год. Что ты будешь с этим делать?
– Коби! – предостерегла я.
– Дай угадаю, – сказал он. – Пообещаешь ему, что уйдешь, а сама останешься. Как и всегда.
– На этот раз не знаю, – сказала мама и опустила взгляд на отца. Несколько секунд она смотрела на него, потом вновь ударила подушкой. – Какой же он дурак! – произнесла она надломленным голосом.
– Коби, прошу, не говори ничего, – умоляюще произнесла я. – Разве нам нужна разборка Мэддоксов и Кэмлинов стенка на стенку?
Коби сердито глянул на Трентона, потом кивнул мне:
– Я перед тобой в долгу.
– Спасибо, – выдохнула я.
Трентон отвез нас к дому своего отца, припарковался, но не стал выключать двигатель Смурфика.
– Боже, Кэми. Я до сих пор не могу поверить, что ударил твоего отца. Прости меня.
– Не извиняйся, – сказала я, закрывая глаза ладонью. Невозможно было терпеть это унижение.
– В этом году мы отмечаем дома День благодарения. В смысле, как и каждый год, но на этот раз с праздничным ужином. Готовим настоящую индейку. Салаты. Десерт. Весь антураж. Ты обязана прийти.
Я разревелась, и Трентон притянул меня к себе.
Я шмыгнула носом, вытерла слезы и открыла дверцу:
– Мне пора на работу.
Я выбралась из машины, Трентон тоже, оставив дверцу открытой, и обнял меня, защищая от холода.
– Тебе стоило взять отгул. Останься со мной и отцом. Посмотрим старые вестерны. Это будет самая скучная ночь в твоей жизни.
Я покачала головой:
– Мне нужно поработать. Отвлечься.
– Хорошо, – кивнул Трентон. – Я приеду, как только смогу.
Он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал в лоб. Я отстранилась:
– Сегодня не приезжай. Вдруг братья узнают, что произошло.
– Я не боюсь твоих братьев. – Трентон усмехнулся. – Даже если будут все четверо.
– Трент, они – моя семья. Может, братья и придурки, но они единственные, кто у меня есть. Не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал.
– Они не единственные, кто у тебя есть. – Трентон крепче обнял меня. – Теперь все иначе.
Я уткнулась лицом ему в грудь. Он поцеловал меня в макушку.
– К тому же с этим не стоит шутить.
– С чем? – Я прижалась щекой к его груди.
– С семьей.
Я с трудом сглотнула ком в горле, поднялась на носочки и прижалась губами к губам Трентона.
– Мне пора.
Я прыгнула за руль Смурфика и хлопнула дверцей.
Трентон подождал, пока я открою окно, а потом сказал:
– Хорошо. Сегодня я останусь дома. Но я позвоню Коуди, чтобы он присматривал за тобой.
– Только не говори ему, что случилось.
– Не буду. Знаю, он расскажет Рейган, та – Хэнку, и тогда твои братцы все узнают.
– Именно так, – сказала я, подмечая, что кто-то еще понял, как оберегает меня Хэнк. – До встречи.
– Не против, если я подъеду, когда ты вернешься домой?
Я немного подумала.
– Будешь там к моему возвращению?
– Я надеялся, что ты это скажешь, – широко улыбнулся Трент. – Я буду в отцовском внедорожнике.
Трентон постоял во дворе, глядя, как я сдаю назад. Я направилась в «Ред дор» и вскоре благодарила небеса за то, что они послали, пожалуй, самый загруженный воскресный вечер за несколько месяцев.
Наработавшись до потери пульса, я отправилась домой. Как и было обещано, Трентон сидел в принадлежавшем Джиму пикапе бронзового цвета, припаркованном рядом с моим местом.
Трентон завел меня внутрь и помог убрать беспорядок, который мы учинили, пока несли отца до джипа. Осколки лампы со звоном полетели в мусор. Трентон поставил столешницу на сломанные ножки.
– Завтра починю, – пообещал он.
Я кивнула и ушла в спальню. Трентон ждал на постели, пока я умывалась и чистила зубы. Когда я забралась под покрывало, он притянул меня к себе. Он уже разделся до боксерских трусов и за какие-то пять минут успел согреть простыни. Я задрожала, и он крепче обнял меня.
Несколько мнут мы молчали, и наконец Трентон вздохнул:
– Я думал про завтрашний ужин. Наверное, нужно еще немного подождать. Просто все кажется каким-то… Ну не знаю. Давай повременим.
Я кивнула. Мне не хотелось омрачать наше первое свидание мыслями об этом скандале.
– Эй, – шепнул Трентон тихим, уставшим голосом. – Эти рисунки на стенах… Твои?
– Ага.
– Очень хорошие. Почему бы тебе не нарисовать что-нибудь для меня?
– Я больше не рисую.
– Стоит начать. У тебя же есть мои рисунки, – сказал он, кивая на рамки.
В одной был нарисованный карандашом мой портрет с татуировкой маков, во второй – рисунок углем, изображавший истощенную девушку с черепом в руке. Когда Трентон закончил этот рисунок, мне захотелось во что бы то ни стало забрать его.
– Хочу получить оригиналы и от тебя.
– Возможно, – сказала я, устраиваясь на подушке.
После этого мы оба замолкли. Дыхание Трентона выровнялось, и я сама провалилась в сон, прижавшись щекой к его мерно вздымающейся и опадающей груди.
* * *
Следующие десять вечеров внедорожник Джима можно было заметить на разных парковочных местах возле моего дома. Может, и стоило волноваться, что нагрянут братья и станут поучать меня или же снова придет отец, но еще никогда в жизни я не чувствовала себя в такой безопасности. Как только «интрепид» починили, Трентон стал приезжать в «Ред дор» к закрытию и провожать меня до джипа.
Рано утром в День благодарения я лежала, повернувшись спиной к Трентону, а он легонько водил пальцами по моей руке.
Я шмыгнула носом и смахнула слезинку, которая собиралась упасть с кончика носа. Отец по-прежнему жил дома. Знавшие о случившемся предпочли промолчать и сохранить мир, по крайней мере в праздник. Мне же предстояло отметить его в другом месте.
– Мне жаль, что ты огорчена, – вздохнул Трентон. – Если бы я мог что-нибудь сделать…
– Мне грустно из-за мамы. Это первый День благодарения, в который мы не увидимся. Она считает, это несправедливо, что он будет там, а я нет.
– Тогда почему не прогонит его?
– Она думает об этом. Но не хочет поступать так с мальчиками во время праздников. Она всегда делала то, что лучше для всех нас.
