В следующий вторник Эмили слонялась возле школьных ворот, но Джереми на их традиционный поход за слашем так и не явился. Она побрела к зданию школы. Наверное, что-то ему помешало. Какие-нибудь занятия. С недавних пор у Джереми все меньше и меньше свободного времени. Однако он обнаружился на лужайке перед фасадом: она увидела его там в обществе друзей. Джереми сидел на траве, закатав брюки и подставив ноги солнцу. Они разговаривали именно так, как разговаривают старшеклассники, никто не смеялся и почти не двигался, каждое предложение буквально сочилось иронией и многозначительностью. Во всяком случае, так показалось Эмили. Она остановилась. Головы повернулись. Джереми посмотрел на нее, потом отвел взгляд. Она пошла дальше.
Эмили понимала: нельзя, чтобы их часто видели вместе. Нельзя, чтобы их воспринимали как пару. Она все это знала. Эмили дошла до своей комнаты, села за стол и открыла учебник. Если повернуть голову, то будет видна лужайка, и она увидит Джереми и его самодовольных приятелей. Но она не повернула. Изредка откидывалась на спинку и потягивалась или теребила волосы, потому что знала, что и он может ее увидеть.
* * *
Время от времени ей встречались ученики, у которых запястье было повязано ленточкой. Ленточки были красными или белыми, и если ленточка была красной, это означало, что старшеклассник сдает выпускной экзамен. Правило запрещало разговаривать с ними и даже пристально смотреть на них, хотя Эмили, естественно, смотрела, потому что однажды и ей предстояло повязать красную ленточку, и ей хотелось знать, каково это. Один раз она видела, как мальчик с красной ленточкой строит карточный домик в переднем холле. Он работал два дня, его дом становился выше и выше, а он все худел и худел, и вид у него был загнанный. Все даже стали обходить холл, чтобы не устраивать сквозняк. А потом однажды утром карты исчезли, исчез и мальчик. Эмили так и не выяснила, что тогда случилось, сдал он экзамен или провалился. В другой раз она проснулась ночью от странного звона колокольчика, подошла к окну и увидела девочку, которая вела по подъездной аллее корову. Самую настоящую живую корову. Эмили так и не придумала, какая от коровы может быть польза для экзамена.
В конце второго года обучения она нашла под своей дверью листок бумаги, извещавший ее о том, что урок по языкам программирования высокого уровня будет проходить в другом классе. Однако, когда Эмили пришла на урок, то оказалась там единственной ученицей. Учитель, невысокий, лысеющий мужчина по имени Брехт, протянул ей белую ленточку.
– Мои поздравления. Ты подготовлена к тому, чтобы сдать предпоследний экзамен.
Взволнованная, Эмили повязала ленточку на левое запястье.
Брехт дал ей задание, чтобы компьютер вывел на экран слово «ПРИВЕТ». Она прикинула, что сможет выполнить такое задание минуты за две, дав компьютеру команду «PRINT» или «ECHO». Но Брехт сказал, что ей нельзя покидать класс, пока задание не будет выполнено. Эмили села на картонную коробку – это был не класс в обычном понимании, а скорее склеп для трупов доисторических компьютеров – и открыла лэптоп.
Как оказалось, «фишка» состояла в том, что компьютер не работал. Она исползала всю комнату, проверяя источники питания и вентиляторы. Нашла монитор, который нормально включался, но имел «убитый» вход VGA. Вскоре Эмили обнаружила, что в этом помещении все оборудование было таким: с «битыми» ключевыми элементами.
Из внутренностей различных устройств она все же собрала компьютер, этакого Франкенштейна от электроники. Он имел и жесткий диск, и монитор, и электропитание, но отказывался что-либо делать. Мигающий курсор на экране никак не реагировал на клавиатуру. Операционная система тоже была «побита».
Мочевой пузырь Эмили едва не лопался. По дороге к классу она выпила полбутылки воды, и это оказалось катастрофой. Перед нею встала задача сдать экзамен прежде, чем придется писать в пакет. Эмили обнаружила проблему в BIOS и ошибку в загрузчике. К тому моменту, когда добралась до операционной системы и увидела приглашение к набору команды, она уже знала, что сейчас обнаружит. Ни одна из полезных команд не работала. Эмили принялась искать баги. Их было по одному на каждом уровне. По одной намеренно сделанной ошибке на каждом уровне программного обеспечения, отделявшего компьютер от команды «ECHO». А уровней было много. Просто потрясающе, какой огромный объем кода стоит за командой «ECHO». Раньше она не задумывалась об этом, поэтому не могла оценить по достоинству. Там были скрипты, и библиотеки, и модули, и компиляторы, и компонующий автокод, и все это было надстроено одно над другим. Технически ни один из этих элементов не был существенным, можно было бы выполнить ту же задачу, вручную конструируя цепи, перебрасывая провода и манипулируя пикселями один за другим. Но уровни преобразовывали электрический ток в команды. С их помощью можно было заставить электроны перемещаться, логику микросхем – работать, фосфор – светиться, а металл – намагничиваться. И все это – через печать слов на клавиатуре.
* * *
Эмили закончила со своим кремниевым монстром и отправилась за Брехтом. Тот посмотрел на «ПРИВЕТ», отображавшееся на экране, один раз кивнул и принялся разбирать ее агрегат. Ей стало немножко грустно. День ото дня в ней крепла уверенность, что люди – тоже просто машины, только работают они по-другому.
Всю следующую неделю Эмили была вынуждена соблюдать осторожность при встрече с другими учениками – а вдруг они носят белые ленточки. Некоторые ученики исчезали на несколько дней, а некоторые вообще не возвращались, и это, как догадалась Эмили, означало, что они провалились на экзамене. Так как учеников распределяли не по возрастам, раньше она не замечала, что младших классов больше, чем старших. Значительно больше.
После экзаменов предоставлялись двухнедельные каникулы, и многие ученики на это время разъехались по домам. В результате Эмили получила школу практически в полное свое распоряжение. Ей было скучно и тревожно, и она принялась разрабатывать планы, как проникнуть в чужие комнаты, чтобы что-нибудь узнать о хозяевах. Она бродила по зданию вместе с еще одним учеником, оставшимся в школе на каникулы, девочкой с оленьими глазами, длинной челкой и постоянным презрительным выражением на лице. Раньше Эмили испытывала к ней ярую неприязнь, потому что та была старше и много времени проводила в обществе Джереми. Сейчас же она оказалась единственным человеком, который мог бы ее чему-нибудь научить. Эмили сделала себе такую же стрижку и переняла походку этой девочки, плавную и скользящую, как будто она перемещалась по коридорам на страницах с миллионом печальных поэм. Все это не принесло того результата, на который надеялась Эмили, так как девочка ни капельки не раскрылась, поэтому получилось, что Эмили зря сделала дурацкую стрижку. Однако она все же выяснила, что девочка каждый день плавает по часу, и однажды залезла в ее шкафчик и стащила ключ от комнаты.
Комната у девочки с оленьими глазами была такой же, как у нее: узкая кровать, деревянный письменный стол, стул и окно, выходящее на внутреннюю территорию школы. А вот учебники у нее оказались совершенно другими. Среди них имелось «Убеждение в Средней Европе и современная психографика», а также маленькая желтая книжица – Эмили видела ее у старших учеников, и она вызывала у нее дикое любопытство – под названием «Гуттуралы». К ее разочарованию, оказалось, что книжка состоит только из фрагментов слов без каких-либо пояснений или контекста. Гораздо соблазнительнее выглядела другая книга: «Лингвистика волшебства». В ней рассказывалось о том, как люди когда-то верили в настоящее волшебство, в чародеев, ведьм и заклинания. Они отказывались называть незнакомцу свое имя из страха, что тот может оказаться колдуном, потому что считалось, что если колдун узнает имя человека, он сможет подчинить его себе. Требовалось тщательно хранить подобную информацию. А если кто-то встречал на своем пути человека, похожего на колдуна, он должен был отвести глаза и закрыть уши как можно быстрее, пока его не подчинили. Из тех времен вышли различные слова, например, «заколдованный», и «зачарованный», и «завороженный», и «пораженный», и «плененный», и «прельщенный».
