Но все эти факты не имеют для женщин никакого значения, потому что существует двойной стандарт в подходе к «здоровью» женщин и мужчин. Женщины не считают неправильным курить для того, чтобы похудеть. Ведь наше общество действительно скорее вознаградит внешнюю красоту, чем внутреннее здоровье. Женщин нельзя винить в том, что они выбирают короткий путь к красоте, который вредит их здоровью в долгосрочной перспективе, поскольку наши представления о жизни извращены мифом о красоте и для нас не существует какого-либо весомого социального или экономического стимула, чтобы жить долго. Худая молодая женщина с предраковыми состоянием легких ценится обществом выше, чем крепкая здоровая старушка. Представители компаний продают женщинам под видом «здоровья» «железную деву», и если бы общество было действительно обеспокоено проблемами женского здоровья, то оно бы решительно восстало против этого.
Главные десятилетия в жизни человека — от 40 до 60 лет, когда многие мужчины, и, безусловно, большинство женщин находятся на пике своих жизненных сил и достижений. Но для мужчин они считаются порой расцвета, а для женщин — периодом угасания, что можно назвать жестокой иронией судьбы, так как именно на этот период приходится пик сексуальной активности у женщин и сексуальный закат у мужчин. Этот двойной стандарт основан не на физиологических различиях в плане здоровья между мужчинами и женщинами среднего возраста, а на искусственно созданном мифе о красоте и неравенстве полов. Лицемерие, с которым слово «здоровье» используется в качестве глянцевой рекламы Эры хирургии, выдает, что на самом деле послание мифа о красоте таково: женщина должна жить голодая и умереть молодой, оставив после себя красивый труп.
Определение женского «здоровья» в Эру хирургии очень далеко от подлинного здоровья в настоящем смысле этого слова. Ате аспекты, которые считаются «нездоровыми», являются ли они таковыми на самом деле?
Можно воспринимать признаки старения у женщины как болезнь, особенно если вы преследуете корыстный интерес, заставляя женщину воспринимать их так же, как и вы. Или же можно считать, что если женщина здорова, то она живет, чтобы взрослеть и стареть. Когда она расцветает, то взаимодействует с миром, говорит и выказывает эмоции, которые отражаются на ее лице. Морщинки, которые появляются у нее после долгих лет смеха, отражают ее мысли и расходятся лучиками от уголков ее глаз или сходятся вместе, как веер, когда она улыбается. Вы можете назвать эти линии «серьезными дефектами», а можете увидеть в них выгравированные временем следы напряженного внимания между ее бровями, а в горизонтальных складках на лбу — следы пережитых эмоций: удивления, удовольствия, сострадания, а также приятных бесед. Морщинки в уголках губ — это следы прошлых поцелуев, разговоров и слез, что делает их похожими на трепещущий на ветру листок. Потерявшая прежнюю упругость кожа на лице и шее облагораживает ее черты, свидетельствуя о прожитых годах. Когда у нее в волосах появляется седина, можно сказать, что это страшная тайна, а можно назвать ее серебром или отблеском лунного света. Темные круги под глазами, отяжелевшие веки и сеточка морщинок в уголках глаз свидетельствуют о сложной и насыщенной жизни, которую прожила женщина. Она стала сильнее, свободнее, выносливее, тверже характером и сексуальнее. За зрелостью женщины, которая продолжает расти и развиваться, приятно наблюдать.
Но если ваши рекламные доходы, или ваша семизначная зарплата, или ваш привилегированный сексуальный статус зависят от вашей внешности, то это может стать поводом для операции.
Если же, делая пластические операции, вы можете зарабатывать $1 млн в год — а именно такова средняя зарплата пластического хирурга в Соединенных Штатах, — то, конечно же, вы будете с готовностью называть женские жировые отложения болезнью. Но можно воспринимать их как то, чем они в действительности являются: как норму, потому что даже у самой худой здоровой женщины жира больше, чем у мужчины. Когда вы видите женственные формы тела, полные бедра и ягодицы, можно считать это аномальной деформацией. Или же можно сказать правду: 75% женщин сложены именно так, и мягкие, округлые бедра и животики всегда считались желанными и чувственными, пока женщины не получили право голоса. Можно признать, что женское тело должно быть фигуристым и плотным, и то, как жировые отложения покрывают его — тело, которое вынашивает, рожает, убаюкивает детей и открывается для секса, — это одна из наиболее привлекательных и возбуждающих его особенностей. Или же можно и это тоже сделать поводом для операции.
То, что составляет глубинную сущность женщины,—жизнь в женском ее понимании, ощущение своего тела, форма груди, изменения кожи после рождения ребенка — было переквалифицировано в уродство, а уродство — в болезнь. Причиной тому стал рост влияния женщин в обществе, обретение ими силы, которую понадобилось у них отнять. По крайней мере треть жизни женщины связана со старением и примерно треть ее тела составляет жир. Оба эти факта превращаются в повод для операции для того, чтобы женщины могли чувствовать себя здоровыми, только если они будут представлять собой лишь две трети от женщин, которыми они могли бы быть. Как это может быть «идеалом» женщины, если он определяет, сколько сексуальных характеристик не должно присутствовать в женском теле и какая часть ее жизненного пути не должна отражаться на ее лице?
Кому это выгодно?
Этот «идеал» не может иметь отношения к женщинам, потому что создан он не ради них, а ради денег. Главная цель пластической хирургии, как и викторианской медицинской системы, — быстрое получение прибыли. Общая стоимость услуг в этой индустрии в США составляет сейчас $300 млн в год, и эта цифра ежегодно увеличивается на 10%. Однако, постепенно привыкая к комфорту и свободе, женщины оказываются не готовы выносить страдания только потому, что они — женщины. Поэтому, чтобы поддерживать этот коэффициент роста, значительно более высокий, чем в любой другой отрасли медицины, нужен механизм устрашения. Необходимо вновь внушить женщинам ощущение собственной уязвимости, ведь индустрии хочется получать максимальную прибыль от новых технологий, играющих на нашем старом чувстве вины. Рынок эстетической хирургии создан искусственно, потому что в лицах и телах женщин нет ничего такого, что нуждалось бы в изменениях. Единственные перемены, которые нужны женщинам, это социальные. Поэтому доходы пластических хирургов напрямую зависят от того, насколько искажено будет представление женщин о самих себе и насколько сильно они будут себя ненавидеть.
По мнению Эренрайх и Инглиш, в викторианскую эпоху «миф о женской хрупкости и болезненности и абсолютно реальный культ женской ипохондрии, который поддерживал этот миф, играли на руку финансовым интересам медицины». В XIX в. конкуренция в медицине усилилась. Врачи с бешеным рвением старались обеспечить себе стабильную практику и постоянных клиентов в лице богатых женщин, убежденных в необходимости регулярных приемов на дому и длительных периодов реабилитации после болезни. Суфражистки «раскусили» врачей и выявили истинные причины появления культа женской «инвалидизации» — это финансовый интерес врачей и противоестественные условия жизни, которые ограничивали свободу женщин. Суфражистка Мэри Ливермор протестовала против «чудовищного представления о том, что женщина от природы является неполноценным инвалидом» и осуждала «грязную армию гинекологов», которые, «казалось, жаждали только одного — убедить женщин в том, что они обладают всего лишь одним комплектом органов — да и тот вечно нездоров». Доктор Мэри Путнэм считала, что «слабость» женского здоровья вызывается «возложенной на женщин новой обязанностью быть выгодным пациентом». По словам Эренрайх и Инглиш, и сейчас «как бизнесмены, так и врачи напрямую заинтересованы в сохранении социальной роли женщин, требующей от них быть больными».
