Каким образом Будда-самоварчик выжил, отросли ли у него конечности, в легенде не говорится. Скорее всего в новое тело спешно переселился – в одно из тел соблазнявших его красавиц, чтобы её изнутри ебать.
Вот такая густая и холодная лапша развешивается на уши правоверным буддистам.
Тем не менее буддизм за тысячелетие разросся на множество ветвей, продраться через которые в одиночку уже никому не под силу. И у каждой ветви буддизма своя писанина о жизни и учении Будды. Различные школы буддизма рассматривали Будду то как обыкновенного человека, то как космическую фигуру.
А всё потому, что в буддизме нет единой канонической книги вроде Торы, Нового Завета или Корана – у буддистов хватило ума не отливать один железобетонный кирпич, где была бы сосредоточена единственная и окончательная истина. В буддизме истина многообразна и может исходить не только от Будды. Да и Буддой – что значит «просветлённым» – может стать каждый, кто этого просветления достигнет, то есть избавится от невежества и связанных с ним непрерывных страданий, и также кто, достигнув яркого просветления, учит других тому, чему научился сам.
Так что Сиддхартха не был первым Буддой и не является последним (не то что явившиеся «раз и навсегда» Христос да Мухаммед). То есть Сиддхартха – один из многих.
Либерализм буддизма доходит до того, что для всякой иной религии явилось бы самоотрицанием, – буддисту можно быть иудеем, христианином, мусульманином, и всё равно ты следуешь по пути Будды, если делаешь добрые дела и медитируешь вусмерть. Никакой ревности, никакого требования «моногамии» в религии.
Будда перед смертью якобы просветил учеников, задавших ему вопрос: что делать, если его слова будут перевираться или чужие слова будут приписываться ему. Будда изрек:
Любое слово, которое хорошо сказано, есть слово Будды.
Таким образом, он хитро наложил лапу на всё хорошее, кто бы его ни производил.
Но пора пояснить, в чём же суть буддизма. Итак, согласно буддизму, жизнь человеческая состоит из страданий. Причины всех страданий – желания и страсти. А они, как и всё в жизни, бессмысленны и незначительны, ибо преходящи. Люди же одержимы невежеством, которое проявляется в погоне за преходящими наслаждениями и радостями. В результате этой «неправильной» жизни человек обречён на бесконечные перевоплощения (то муравьём родится, то скунсом, то, не дай бог, опять человеком). Путь к продолжительному счастью возможен, только отрекшись от суетных радостей с помощью медитации и правильного образа жизни. Тогда можно разорвать порочный круг перевоплощений, достигая состояния просветления («просветление» – по-русски «офонарение»), и благодаря этому впасть в нирвану, где ты освобождаешься от всех горестей. Конечная цель учения буддизма – это разработка теории и практики впадения в нирвану. А нирвана, разумеется, является буддийским аналогом христианско-мусульманского рая.
Очевидна удручающая близость буддизма к античному стоицизму и христианству, которые в один голос сетуют на ничтожность и преходящесть желаний, суетность жизни и призывают от желаний отказываться и готовиться к жизни иной.
Буддизму тоже данная нам жизнь не по нраву, и он пристально смотрит в зубы подаренной лошади. Нет, чтобы радоваться, наслаждаться, быть благодарным тому же богу или богам, так нет – и тем им жизнь плоха, и этим – им непременно вечную подавай, с нирвановым раем.
Такое «мудрое» отношение к жизни говорит не только о неблагодарности, но и о слепоте к чудесам, окружающим нас.
Можно стенать о смертности желания, но ведь оно не умирает навсегда, оно восстаёт из пепла, а значит, можно восторгаться вечной возобновляемостью желаний, делая акцент именно на их жизнеспособности, а не на временной смерти. Взгляд на желание можно уподобить взгляду на стакан, наполовину заполненный водой. Оптимист говорит, что он полуполный, а пессимист – полупустой. Вечная возрождаемость желания делает его в моих глазах полуполным, а его смертность делает его в глазах буддистов и прочих христиан – полупустым.
Всякая цикличность, со смертью и возрождением, является сутью жизни, но цикличность – это кошмар и ужас для буддиста. Ему подавай прямую неподвижную нирвановскую линию, которой описывается только смерть. А вот медитация, якобы ведущая к нирване, есть типичное состояние прострации, комы.
Психологически же медитация – это не что иное, как страусиное прятание головы в песок – мнимый побег от жизни и её чувств: мол, чего не вижу, того и нет.
Попытка избавиться от страстей с помощью медитации – это обратная сторона медали «За победу над жизнью!», на которой отчеканено избавление от страстей физическими методами – самокастрацией, самоистязанием и пр.
В конечном итоге, буддизм, как и скопничество, – это суицидное мировоззрение. Но у буддистов не хватает духу покончить с собой, чтобы радикально избавиться от всех желаний, они оправдывают трусливое продолжение своей жизни самосовершенствованием, но жизнь их, напичканная систематической борьбой с желаниями, есть тянущееся во времени самоубийство.
С помощью медитации – этой панацеи от всякого недуга – можно якобы утихомирить свою похоть. Есть даже детально разработанный приём: представляешь мир, наполненный скелетами. Другой «умный» метод – это вообразить красивую бабу, а потом представить её в виде разлагающегося трупа. Делается это для того, чтобы напомнить себе, что всё неминуемо умрёт и потому нечего к кому-либо привязываться, а ебаться и подавно. Но методы эти негодны для буддиста-некрофила, такие фантазии могут только разжечь его похоть. Однако, я уверен, что для некрофила буддисты разработали свой метод медитации – представлять перед глазами живых женщин, которые для некрофила должны воплощать полное омерзение.
Так что медитация для буддистов – это «наука побеждать» непримиримых врагов человечества: желания и страсти.
Для меня важно другое: если буддисты избавляются от желаний, то я стремлюсь их возрождать как можно скорее и чаще. Моя религия – это любовь к желаниям, а это и есть любовь к жизни.
Однако буддизм не останавливается на борьбе с желаниями. Он следует поговорке:
Если не можешь победить врага, сделай его своим союзником.
Так что если христианство зациклено на подавлении секса, отрицании и порицании его самим бесполым рождением Христа с его безъебальной жизнью, то буддизм, осознавая мощь секса, старается переманить его на свою сторону и делает это с помощью тантры. Так что неудивительно, что именно на неё у меня обратилось главное внимание.
И хотя имеются ссылки на Будду, который якобы заявлял, что просветления возможно достичь только при безбрачии и при воздержании, тантристы всегда утверждали, что всё это – хуйня и вожделенное просветление можно достичь именно в сексе.
Тантра
Плюнул бы я на этот суицид буддизма, если бы не заполонило Запад слово «тантра», которое родом из того же буддизма, но стало символизироваться с супереблей.
В любой религии привлекает прежде всего секс, в позитивной ли форме, как в исламе, или в негативной, как в христианстве, поскольку людям необходимо так или иначе жить сексом, будь то в мире с ним или в войне.
