Из всего этого меня интересует одно: каковы были мотивы самого первого «пациента», чтобы пойти на такую операцию?
Ныне существует статистика, утверждающая медицинские преимущества обрезания, мол, обрезанные меньше подвержены воспалительным процессам и даже венерическим заболеваниям да и прочим хуёвым невзгодам. Но ведь поначалу-то обрезанных не было и не с кем было сравнить подвергаемость заражениям и наблюдать прочие преимущества обрезанности по сравнению с необрезанностью. Поэтому самый первый, решивший обрезаться, должен был руководствоваться не статистическо-медицинскими соображениями, а какими-то иными. Иными же могли быть только сексуальные. Подметить, что обнажённая головка необрезанного члена – весьма чувствительна, и дикарю было нетрудно. Первая дикарская мысль была прямолинейно логичной: если держать головку постоянно открытой, то и наслаждения от постоянного контакта с ней будет больше. Только ради увеличения наслаждения человек мог пойти на такое болезненное мероприятие. (Другое дело, что головка, постоянно открытая из-за обрезания, будучи в постоянном соприкосновении с внешним миром, становится уже не такой чувствительной, как в случае сокрытия крайней плотью – а потому цель первого сладострастника его избежала, как и у тех, кто женится для того, чтобы вдоволь ебаться, – желание ебли от постоянного присутствия одного и того же тела быстро ослабевает.)
Так и женщины ради наслаждения подвергали себя опасности беременности и болезненности родов, которая была велика в давние времена. Таким образом мужчины через боль и опасность обрезания как бы уравнивались с женщинами в боли и опасности родов.
Только через долгие годы практики обрезания могла накопиться фольклорная статистика о медицинских преимуществах обрезания. А когда она впечаталась в мозги, то еврейский Бог намотал это на ус и приказал всем своим подопечным делать обрезание как условие своего покровительства. Ныне сомнительная медицинская полезность обрезания и стала логическим аргументом, подтверждающая мудрость Бога.
Необрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей, истребится душа та из народа своего, ибо он нарушил завет Мой (Быт. 17.14).
Грозно сказано. Но я знаю немало чистых по крови евреев и необрезанных. Они живут и здравствуют, не истребляются душой, а ебут они этого Бога своим необрезанным.
Всенародное восхищение жестокостью
Самое подлое, но почему-то вызывающее почтение и восхищение (даже у Бродского, который гениальную поэму состряпал по этому поводу, не говоря уже о художниках, измазавших этим сюжетом гектары холстов), – это готовность Авраама убить своего единственного сына Исаака якобы по приказанию Бога (Быт. 22.1–12).
Одержимость верой так сильна, что лишает человека даже родительских чувств, – из-за божеских обещаний будущих или посмертных благ.
Кажется, Голда Меир сказала, что арабский терроризм прекратится только тогда, когда матери-арабки будут любить своих сыновей больше Аллаха. А весь этот арабский фанатизм-то от Авраама идёт, недаром он – общий папашка евреев и арабов.
В нынешнее время этот Авраам взрывчатку бы на себя нацепил, если бы ему Бог сказал, и пошёл бы взрывать кого попало. Эта гнусная история должна служить предостережением, до чего может доводить религиозный фанатизм. А вместо этого её с благоговением читают как образец для подражания истинно верующими. Так что евреи и христиане не имеют права обвинять в жестокости арабских террористов, пока поклоняются своему Богу и почитают Авраама, послушного ему.
* * *
Все уничижительные эпитеты по отношению к Торе (и прочим «святокнижным» выдумкам) справедливы только в том случае, если воспринимать Тору всерьёз как напутствие Божие, где каждое слово якобы правдиво и волшебно.
Однако если принять Тору как обыкновенную художественную литературу, религиозную фантастику, то тогда многие её части могут заслужить лестных эпитетов с точки зрения стиля, образности и прочих литературных параметров.
Пятикнижие – это книжки новелл, а также собрание статей Уголовного и Гражданского кодексов. Так что меня не волнуют логические несуразности и фантазии в новеллах – на то она и литература. Но жестокость кодексов, где смерть – главная мера наказания, является весьма показательной для понимания духа того общества.
Если же принять игру жуликов и безумцев, провозгласивших эту литературу «словом Божьим», и верующих, слепо принявших эту ложь, то ты обрекаешь себя на подчинение их правилам игры, а в ней логика – проигрышная карта. Ты будешь приводить веские аргументы, но верующие их органически не воспринимают, а жулики, поддерживающие выгодную им веру, ополчатся на тебя, охраняя источник их социальных благ и денежных доходов.
Из моего прочтения Торы следует, что Моисей и Аарон вошли в сговор, чтобы прибрать власть над еврейским народом. Для придания легитимности своей власти они придумали, что к ним являлся Бог и законы, которые они составили, наговорены Богом, более того – выбиты им на скрижалях (жаль, никто не провёл графологический анализ, который бы, без сомнения, доказал, что почерк был не Божий, а моисеевский).
Врачами, психологами, полицией давно разработаны специальные методы по вызволению людей, завлечённых в культы, где их эксплуатируют и вьют из них верёвки, а члены культов только этому и рады.
Когда речь идёт о культах, то все едины во мнении, что необходимо их членов спасать от пагубного влияния, лишающего их индивидуальности и превращающего их в одержимых рабов. Однако ортодоксальный иудаизм (как и христианство, и ислам) – это такие же культы, но называемые благообразным словом «религия». Отличие культа от религии только в количестве верующих. При зарождении христианства с ним боролись как с культом, пока он не заразил собой сотни тысяч людей, и тогда этот культ переименовали в религию. Но именно те же методы, которые используют для вызволения из культов, можно использовать для вызволения из одержимого состояния фанатичной веры.
Однако никто не только не берётся лечить и сажать в сумасшедшие дома фанатиков иудеев, христиан и мусульман, а, наоборот, они внушают трепет и почтение.
Для меня же чуть в тексте появляется слово «Бог», текст этот сразу превращается в художественную литературу, но для большинства людей появление в тексте слова «Бог» превращает этот текст в документальное повествование.
* * *
В Торе изображается вовсе не образ и характер Бога, а уровень интеллекта и пределы фантазии авторов, его придумавших. Иудеи не смогли нафантазировать Бога в виде летающей тарелки, а пошли по простому и наглядному пути – изобразили Бога по образу и подобию человека («человек есть мера всех вещей»). А чтобы оправдать поразительное сходство их Бога с человеком по психологии и чертам характера, авторы Торы вложили в Божьи уста заявление, что это якобы Бог создал человека по своему образу и подобию. Подлог этот органически необходим, так как Бог должен быть понятен народу, а потому-то и сделали Бога человекоподобным. Заодно человек преподнёс сам себе весьма лестный комплимент – богоподобие – он якобы одно лицо (и тело) с Богом.
