Потому, составляя мнение о Сартре – Бовуар, следует руководствоваться не их красивостями и ложью, а человеческой сутью (наличие которой они отвергали), гоняющейся за собственными наслаждениями и старающейся в то же время подладиться под уже существующие мифы, чтобы казаться привлекательной для тех, кто им поставляет наслаждение.
Было бы интереснее, если бы Сартр с Бовуар не отделывались словесами, а позволяли запечатлевать свои половые дела с помощью фотографии и кинемото-тоже-графии.
Выборочность их откровенности разительна. Например, они нигде (во всяком случае, в этой книге ничего об этом нет) не упоминают о своих венерических заболеваниях. А ведь при сартро-бовуаровской активной половой жизни хоть раз, но должны же были они что-то подхватить.
Или вот такое: в ноябре 1976 года авторша книги Hazel Rowley интервьюировала Бовуар у неё в квартире. Бовуар утверждала, что якобы между ней и Сартром не было ревности. Однако их собственные письма и все документы говорят о противоположном.
Также Сартр и Бовуар помалкивали (судя по Tête-à-Tête, а эта книга является самым полным изложением известных документов), устраивали ли они оргии? Или хотя бы менаж труа
[17]
? Трудно себе представить, что нет, ибо при их сексуальной раскрепощённости – это разумное и логическое следствие свободы сексоизъявления.
Совсем ничего не говорится о Сартровом опыте с мужчинами. Что-то там должно быть, к тому же он где-то обмолвился, что женщин любит больше, чем мужчин. Значит ли это, что Сартр любил мужчин, но меньше?
Так что речь идёт не об открытости Сартра и Бовуар, не об их «прозрачности», а лишь о некотором уменьшении закрытости. Вот почему нельзя доверять словам Сартра и Бовуар, а только их действиям. К сожалению, наблюдение за их действиями было весьма ограниченным, и всё, что нам осталось, – это пересказ этих действий, который полон искажений и недомолвок. (Эх, живи они в наше время, можно было бы установить камеры у них в квартирах и устроить Reality TV, тогда бы их действия у нас на виду сделали бы их жизни «прозрачными», как они мечтали.)
Сартр вполне осознавал, что пишет он для того, чтобы соблазнять этим женщин. Однако читатели принимают его писанину за чистую монету и всерьёз размышляют над красивыми выдумками и подчас бредом, не подозревая или не осмеливаясь думать, что всё, ими читаемое, есть не что иное, как крик самца, призывающего самок. Если бы читатель, берущий книгу в руки, стряхивал с себя благоговение и трепет перед тем или иным писательским именем и читал написанное не как манифест или руководство к действию, а с осознанием, что писанина – это всего лишь трюки, чтобы обратить на себя внимание женщин или мужчин, – то читатели реагировали бы на художественную литературу как на документальную, но завуалированную и приукрашенную сексуальную исповедь писателя.
Впрочем, и слова, как мы уже знаем, были у Сартра далеки от истины его интимных отношений. Он лгал своим женщинам, и винить его в этом нельзя, ибо правда разрушительна для всех интимных отношений, основанных на иллюзии верности.
Ещё одна причина для осторожного восприятия исповедей Сартра и Бовуар была высказана ими самими. Они не раз говорили, что были бы значительно откровенней в рассказах о своей половой жизни, если бы их не удерживало то, что в неё вовлечены другие люди. А эти другие – ад, как писал Сартр. И прежде всего потому, что они не разделяли его сексуальных (а потом – политических) убеждений.
Помимо писаний, как способа привлечений к себе женщин, Сартр, как и все мужчины, использовал деньги.
Общеизвестна феноменальная щедрость Сартра – он раздавал деньги друзьям и ничего не просил взамен (так уж ничего?). Он никогда не позволял никому платить в ресторане, сам платил за всех. (А вот Рудольф Нуриев, читал я где-то, был прямой противоположностью – никогда не платил в ресторане, позволяя всем платить за себя, а он был побогаче Сартра. И значительно красивее – он не боялся, что его перестанут любить, если он не будет разбрасывать вокруг себя деньги.)
Ещё в детстве Сартр украл у мамы деньги, чтобы угостить одноклассников пирожными, желая вызвать таким способом к себе расположение.
Если ты скуп, то можешь быть уверен, что твои друзья проводят с тобой время не из-за денег. А в случае Сартра всегда возникает мысль: не будь он таким щедрым, кто из его баб оставался бы с ним? Одно дело – переспать разок со знаменитостью, а другое дело – регулярно встречаться с нею на унизительных условиях расписаний.
Регулярная доступность женщины может быть обеспечена только деньгами.
Меня удивило больше всего, что при всей своей пожизненной любви к Бовуар Сартр ничего ей не завещал – всё ушло к приёмной дочке Арлет Элкайм. Чем руководствовался Сартр при принятии такого решения? Вот что хотелось бы узнать.
Бовуар не любила жаловаться, зудить, и это тоже способствовало длительности их отношений. Она была терпелива и сносила то, что вряд ли бы снесла любая другая женщина. Она считала, что обязана Сартру стольким многим в своей жизни, что делала чрезвычайные попытки смотреть на происходящее его глазами. Бовуар считала, что любит Сартра больше, чем он её.
Одним из критериев силы любви является размер жертвы, на которую пойдёшь ради своего возлюбленного. Бовуар, без всяких сомнений, жертвовала значительно большим, чем Сартр. Бездетность гораздо страшнее для женщины, чем для мужчины, она и есть главная жертва женщины. Хотя, по косвенным данным, Бовуар не имела ни одного аборта, и это выяснилось к концу её жизни в процессе её борьбы за права женщин, в том числе и за легализацию абортов. Если это действительно так, то скорее всего Бовуар не могла родить, так как невозможно представить, что на протяжении всего своего детоносного возраста, при активной сексуальной жизни со множеством любовников она ни разу не залетела. Сартр практиковал свой любимый метод предохранения – вытаскивание хуя до семяизвержения. Метод этот – и впрямь хуёвый, и Сартр то ли по невежеству, то ли по эгоизму им пользовался всю жизнь. В результате от Сартра беременела куча женщин. Поэтому, быть может, жертва материнства, которую принесла Сартру и своей карьере Бовуар, была вовсе не жертвой, а физиологической особенностью Бовуар, вынудившей её на бездетную жизнь.
Поучительная суть сексуальных взаимоотношений Сартра и Бовуар состоит в моральной дискредитации сексуальной верности, в том, что возлюбленным нужно биться не за верность друг другу, а за верность своей похоти, которая цветёт только от разнообразия партнёров. Идея верности как таковая осталась, но она почестнела, ибо стала соизмеряться с желаниями людей, а не с выдумкой общества, направленной на пресечение половой жизни.
Сексуальная верность с открытием генетики стала нравственным атавизмом и становится бессмысленной. Ведь необходимость верности основывалась не на моральных принципах, а на практической необходимости следить за сохранностью генного набора рода. Практичные евреи прослеживали «чистоту расы» по матери, поскольку рождение данного ребёнка из данной пизды является неопровержимым доказательством материнства. Доказать же отцовство в те времена было невозможно и оставалось полагаться только на установление и поддержание женской верности. А вот антисексуальные христиане решили прослеживать родство по отцу, пренебрегая тем повсеместным фактом, что младенец не «в отца, а в проезжего молодца». В результате чего евреи сохранили свой генный набор, узнаваемый до сих пор, тогда как христиане и прочие, основывающие род на отцовстве, превратились в аморфную массу.
