Давай споем, Миа?
Давай, начинай, видишь, видишь!
Вот я еду, мы прекрасны оба видишь, видишь, нет разницы между мной и тобой, видишь, видишь!
Еще раз!
Еще раз?
Да!
Миа улыбнулась за темными очками, почувствовала в себе ту маленькую девочку, от бабочек в животе у нее пошли мурашки и раскраснелись щеки. Как же просто все было тогда! А теперь никого не осталось. Только она одна.
Машина остановилась, и Миа вернулась в реальность.
– Вот и приехали, – сказала Анетте, выходя.
Миа положила очки в бардачок и тоже вышла. Дождь перестал – это был всего лишь местный кратковременный ливень. Мягкое весеннее солнце вышло из-за облаков и показало им путь к маленькому желтому зданию на краю Сандвика.
На окне вывеска «Ателье Йенни». На двери – старомодная табличка «ЗАКРЫТО». Миа постучала, и к двери сразу подошла милая, но взволнованная пожилая женщина.
– Да? – сказала она, не открывая дверь.
– Миа Крюгер, отделение полиции Осло. Отдел расследования убийств, – сказала Миа и показала свое удостоверение через стекло, чтобы успокоить даму.
– Полиция? – переспросила женщина и бросила на них нервный взгляд.
– Да. Мы можем войти?
Было очевидно, что эта милая старушка была в шоке после статьи в газете, ей потребовалось некоторое время, чтобы открыть дверь. Старые трясущиеся руки никак не могли справиться с замком, но вот наконец она повернула ключ. Миа спокойно зашла внутрь и еще раз показала старушке свое удостоверение. Женщина закрыла за ними дверь и снова быстро заперла ее. Она стояла посреди маленького разноцветного зала, не вполне понимая, что ей нужно делать.
– Вы Йенни? – спросила Миа.
– Да, извините, где мои манеры. Что за день, я вся дрожу! Йенни Мидтхун, – сказала старушка и протянула свою маленькую ручку Мии.
– Это ваше ателье? – спросила Анетте и огляделась.
В витринах стояли выставочные куклы в сшитых вручную платьях. Полки были уставлены предметами ручной работы. Одна стена была завешана квилтами
[9]
, весь магазин был заполнен подобными вещами.
– Да, с 1972 года, – кивнула милая старушка. – Мы начинали вместе с мужем, но его больше нет с нами. Он умер в 89-ом. Это он решил назвать «Ателье Йенни», я хотела, чтобы мы назвались «Ателье Йенни и Арильда», но он настоял, так что вот…
Женщина снова немного растерялась.
– Вы сшили эти платья?
Миа вынула фотографии из кармана и положила на прилавок. Йенни надела очки, висевшие у нее на шее и, бросив взгляд на фото, подтвердила:
– Да, я сшила оба платья. Что это значит? У меня неприятности? Я сделала что-то плохое?
– Нет, совсем нет, Йенни, у нас нет причин думать, что вы сделали что-то плохое. Для кого вы сшили их?
Женщина зашла за прилавок и достала с одной из полок папку.
– Тут все есть, – сказала она, показав пальцем на папку.
– Что – все?
– Все заказы. Я их записываю. Размеры, материал, цену, дату готовности, тут все есть.
– Вы не против, если мы возьмем папку с собой? – спросила Миа.
– Нет, нет, конечно, берите все, что нужно. Ох, какой кошмар, ох, ужас, я даже не знаю… я была в таком ужасе, когда один из соседей принес мне газету…
– Кто заказал эти платья? – спросила Миа.
– Мужчина.
– У него есть имя?
– Нет, он не говорил имени. Только принес фотографии. Фотографии кукол. Сказал, что хочет сшить эти платья в детском размере.
– Он не сказал, зачем ему это?
– Нет, а я и не спрашивала. Если бы я только знала, ах, если бы я знала…
Йенни Мидтхун схватилась за голову и рухнула на стул. Анетте исчезла в задней комнате и вернулась со стаканом воды.
– Спасибо, – сказала старушка дрожащим голосом.
– Когда поступил заказ?
– Около года назад. Прошлым летом. Первый.
– Он был тут несколько раз?
– О, да, – кивнула Йенни. – Он много раз тут был. И никогда не было проблем с оплатой. Всегда наличные, всегда вовремя. Хорошо платил. Не задавал никаких вопросов о цене.
– Сколько платьев вы сшили?
– Десять штук.
Женщина потупила взгляд в пол. Анетте посмотрела на Мию, подняв брови.
Будут новые жертвы. Десять платьев.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Не так давно. Около месяца назад. Да, где-то так. В середине марта. Тогда он забрал два последних платья.
– Вы сможете описать его внешность? Как он выглядел?
– Совершенно обычно.
– Что для вас значит «совершенно обычно»?
– Ну, он был очень хорошо одет. В красивой одежде. Костюм и шляпа. Хорошие начищенные ботинки. Не очень высокий, ниже, чем Арильд, ну, это мой муж, может быть, метр семьдесят пять, в таком духе. Не худой и не толстый, совершенно обычный.
– Говорил на диалекте?
– Что? А, нет…
– Это значит, он с востока Норвегии? Он говорит, как мы?
[10]
– А, да, он норвежец. Наверное, из Осло. Около сорока пяти лет на вид. Совершенно обычный мужчина. И очень красиво одевается. Я ведь не могла тогда знать… я имею в виду… я не знала…
– Вы нам очень помогли, Йенни, – сказала Миа, осторожно похлопав старушку по руке. – Теперь нужно, чтобы вы немножко подумали и вспомнили, было ли в нем что-нибудь, что отличает его от других? Что-то, на что вы обратили внимание?
– Нет, не знаю, что бы это могло быть… Вы имеете в виду татуировки?
Анетте посмотрела на Мию и улыбнулась.
– У него была татуировка?
Пожилая дама кивнула.
– Да, вот тут, – и показала на свою шею. – Обычно на нем был свитер с горлом, и ее не было видно, но однажды воротник неплотно прилегал, понимаете, и ее было видно.
Она немного отодвинула воротник своей блузки, чтобы продемонстрировать, как это выглядело.
– У него была большая татуировка? – спросила Анетте.
– О, да, очень большая. Она закрыла всю шею отсюда и досюда.
– Что было изображено на татуировке, вы заметили?
– Да, это был орел.
