— Чего ты тянешь с диалогом? — проворчал Голубь. — Чем болтать с тараканом, напиши лучше диалог до того, как придут твои родители.
— Чем тебе не нравится Мачо? — спросил Ястреб. — Он питается воздухом и своим жировым слоем уже шестнадцать дней. Правда, Мачо? Кроме шуток, Голубь, это достойно восхищения.
— Не, брателло, все-таки ты двинутый.
— Ты упускаешь из виду благородство эксперимента, — невозмутимо продолжил Ястреб. — Под этим стаканом потомок насекомых, которые жили на Земле с самого первого в истории пердежа. Мачо живет святым духом, и если протянет еще четыре дня, я его отпущу. Такой у нас с ним договор. Я уже подумываю, чем его наградить. Мачо! — Ястреб нагнулся к пленнику и постучал по стакану. Усики таракана задрожали и повернулись в направлении звука. — Пожалуй, будет тебе шоколадное печенье, чувак.
Голубь вскочил с кровати, в два шага подошел к столу, перегнулся через Ястреба, поднял стакан и кулаком грохнул по таракану, размазав его по пластмассовой столешнице. Одна из ножек Мачо рефлекторно дернулась.
— Эй, ты что? Зачем ты это сделал? Ты…
— Арс лонга, вита бревис, парень. Жизнь коротка, искусство вечно. Либо ты вытрясешь из головы своих тараканов и напишешь диалог к этой гребаной главе, либо я пошел отсюда.
ГЛАВА 28
Мы с Конклином весь день проверяли ломбарды в надежде, что где-нибудь всплывут драгоценности Патрисии Малоун. Тогда у нас появилась бы ниточка. Последней в нашем списке значилась «Бочка сокровищ», сомнительное заведение, притулившееся на Мишн-стрит между двумя барами.
Не знаю, слышал ли хозяин звяканье колокольчика над дверью, но он заметил наше с Конклином отражение в одном из десятков зеркал на стенах и вышел в зальчик. Эрни Купер — так звали продавца — вызывал в памяти огромных амбалов времен войны во Вьетнаме: он заполнял собой весь ломбард. Седые волосы Купер забирал в длинный хвост, в нагрудном кармане носил айпод. Из ушей свисали провода наушников, а под пиджаком бугрился пистолет.
Пока Конклин показывал Куперу фотографии старинных драгоценностей Патрисии Малоун, которые мы взяли в страховой компании, я разглядывала бесчисленные призовые кубки, гитары, устаревшие компьютеры и чучело обезьяны с торчащей из спины лампой на подставке для комнатных растений. В одной из четырех витрин рядом с обручальными кольцами, часами, военными медалями и низкопробными золотыми цепями красовалась коллекция свиных зародышей.
Эрни Купер присвистнул, глядя на фотографии.
— Сколько же все это стоит — пару сотен тысяч?
— Около того, — сказал Конклин.
— Такого мне никто не приносил, но кого мы ищем-то хоть?
— Возможно, его. — Конклин выложил на прилавок фотокопию полароидного снимка Рональда Грейсона.
— Можно это оставить?
— Конечно. А вот моя визитка.
— Отдел убийств?
— Правильно.
— И что вы расследуете — вооруженное ограбление?
Конклин улыбнулся.
— Если к вам заявится этот парень, если кто угодно принесет вам это золотишко, нам нужно будет знать.
Я заметила маленький черно-белый снимок, приклеенный к кассе, — Эрни Купер в форме полиции Сан-Франциско на ступенях здания городского суда.
Купер перехватил мой взгляд:
— На вашем значке написано «Боксер». Я раньше тоже работал с одним Боксером.
— С Марти Боксером?
— Точно.
— Это мой отец.
— Серьезно? Без обид, но я его терпеть не мог.
— Очень хорошо вас понимаю.
Купер кивнул, нажал кнопку на кассе и положил фотокопии Грейсона и драгоценностей Малоунов вместе с визиткой Конклина в ящик, под поднос для денег.
— Чутье полицейского у меня осталось, даже обострилось с возрастом. — Эрни Купер задвинул ящик. — Я поспрашиваю и, если что-нибудь узнаю, сообщу вам, обещаю.
ГЛАВА 29
Выйдя из ломбарда Эрни Купера, я увидела, что небо стало темно-серым. Пока мы шли по Двадцать первой улице, заворчал гром, и едва мы успели сесть в машину, как первые крупные капли дождя кляксами усеяли ветровое стекло. Я закрыла окно, прищемив кожу между большим и указательным пальцами, и чертыхнулась куда сильнее, чем заслуживал этот пустяк.
Я была подавлена. Рич тоже. Напряженный день ничего не дал. Конклин возился с ключами, наморщив лоб. Усталость навалилась на него, как тяжелое пальто.
— Хочешь, я поведу?
Напарник выключил зажигание и вздохнул, откинувшись на спинку кресла.
— Все нормально, давай ключи.
— Да нет, вести я могу. Проблема не в этом.
— А в чем?
— В тебе.
Во мне? Неужели у него ко мне претензии за тот вопрос, заданный Келли?
— Что я такого сделала?
— Просто ты есть, понятно?
О нет. Я всячески уходила от этого разговора, умоляюще глядя на Рича и думая: «Пожалуйста, не поднимай эту тему». Но в голове, словно в мелькающем свете стробоскопов, менялись картинки-воспоминания о затянувшемся рабочем дне в Лос-Анджелесе, который плавно перешел в пылкую схватку на кровати в гостинице. Тело кричало «да, да, да!», но благоразумный мозг ударил по тормозам, и я сказала Ричи «нет».
Сейчас, полгода спустя, память о том вечере в пахнувшей плесенью «Краун Виктории» вспыхнула как молния, когда обрушился дождь. Ричи прочел тревогу на моем лице.
— Я не строю никаких планов, — принялся он убеждать. — Не стану ничего предпринимать. Просто у меня уже не получается держать чувства при себе. Линдси, я знаю, что у вас с Джо все серьезно, но стрела ранила меня в самое сердце, ради тебя я готов на все…
— Рич, я не могу, — сказала я, глядя ему в глаза, видя там боль и не зная, как это исправить.
— О Боже! — Рич закрыл лицо руками и закричал: — А-а-а-а!
Пару раз ударив кулаками по рулю, он снова завел мотор.
Я накрыла его руку ладонью:
— Рич, хочешь другого напарника?
Он засмеялся:
— Сотри из памяти последние сорок две секунды, Линдси. Я дурак и прошу прощения.
— Я серьезно спрашиваю.
— Забудь. Даже не думай об этом. — Поглядывая в зеркало заднего вида, Рич ловко втерся в плотный поток машин. — Между прочим, — сказал он с натянутой улыбкой, — когда я работал с Джейкоби, ничего подобного не случалось.
ГЛАВА 30
Население калифорнийского городка Колма распределяется несимметрично, с сильным перевесом в сторону мертвых. Соотношение тех, кто лежит под землей, и тех, кто по ней ходит, составляет примерно двенадцать к одному. Моя мать лежит в Колме на Сайпресс-Лон, и мать Юки, а сегодня Келли Малоун и ее брат Эрик хоронят здесь своих родителей.
