Вокруг был невиданно красивый, спокойный и величественный лес. Высокие светлые и темные стволы уходили вверх, раскидывая мощные кроны, реже лиственные, чаще хвойные. Земля была устлана ковром шишек, жухлой листвы, желтых и зеленых иголок. Пахло хвоей. Яркое солнце светило прямо сюда, а потому, наверное, девочке не было холодно. Но в воздухе ощущалась свежесть, даже сырость, и Элейни поняла, что пока она была без сознания, прошел дождь.
Краем глаза она заметила, что с другого края поляны к ней направляется с застывшей улыбкой на лице усталая, измученная Маритта. Почему-то в груди стало тепло, и Элейни улыбнулась в ответ.
— Больно, дитя? — участливо спросила жрица, подходя ближе, и Элейни отметила, что диск с выгравированным и покрытым эмалью святым символом Етима — руки, между которыми теплится светлый огонек, — она убрала под одежду. Девочке стало очень жаль жрицу, которая осталась одна, без помощи и внимания всегда поддерживавшего ее Бога здесь, в чужом и таком враждебном мире.
— Совсем не больно, — ответила она, — только… я теперь, наверное, буду такая уродина! — всю ее заполнила тоска и жалость к самой себе, от которой девочка едва не расплакалась.
— Ну-ну, дитя, — успокаивающе заметила Маритта, присаживаясь рядом и поглаживая темную головку своей очень тонкой рукой, — не плачь. Ты выглядишь совсем неплохо. Всего лишь два синяка и три ссадины занимают примерно половину лица. Левую, между прочим, половину, так что к нашим мужчинам, особенно к Герту, — она улыбнулась, — можешь поворачиваться правой. И к тому же примерно через две недели все это пройдет. Не останется и следа.
— Правда?
— Конечно, правда.
— А вы… не можете попросить… Ой, извините. Какая же я глупая, забыла!.. А где мы? Как мы здесь оказались? — заторопилась она, стараясь перевести разговор на другую, нейтральную тему.
— Ну что ты, — снова улыбнулась жрица, — ты очень умная девочка. — Она быстро рассказала Элейни, как они сюда попали и что было вслед за тем, и добавила: — А попросить я действительно могу. Тем более что как раз собиралась это сделать. Погоди-ка минутку.
Она повернулась к Элейни спиной, вытащила из-под платья свой символ, взяла его двумя руками и, наверное, закрыв глаза, погрузилась в молитвенный транс.
Элейни, тактично стараясь не мешать, отвела взгляд и уставилась в небо, рассматривая легкие, чуть заметно клубящиеся и быстро смещающиеся на запад облака. С востока дул сильный ветер. Здесь, рядом с огромными, чернеющими за несколькими рядами деревьев скалами, почти отвесно уходящими далеко наверх, он почти не ощущался, но наверху, кажется, буйствовал вовсю.
Облака плыли и плыли, меняя форму, а Элейни все смотрела на них. Ей было очень и очень грустно. В детстве она мечтала стать магом, а еще мечтала о хорошей, доброй семье. Или хотя бы о ком-то, кто мог бы ее любить. Но мечтам ее не суждено было сбыться, потому что приставания большинства встреченных ею юношей, мальчишек и мужчин нельзя было назвать любовью, а магов она вблизи так в жизни и не повстречала. Венал составлял исключение, опровергающее все ее представления о том, каким должен быть нормальный маг.
Теперь же чья-то воля или случайность перенесла ее сюда. Ради чего? Ради того, чтобы снова продолжились скитания, чтобы опять никому не нужная Элейни со своими глупыми мечтами снова и снова получала по лицу? Ее била мачеха, бил отчим, били брат и сестра, бил пытающийся насиловать мужчина, которому она доверяла, которого она почти полюбила и от которого помчалась, словно ветер, не думая ни о чем, кроме того, что скоро добежит до реки и окажется в холодной глубине…
Здесь ее уже била дрожь порожденного беззащитностью страха, Черная Тень и яростно вздыбленная земля… что же поднимает кулак впереди?
Облака плыли вперед и вперед, безмятежные, дивно красивые, местами розоватые, местами сероватые, местами ватно-белые, гонимые свободным и чистым от унизительного страха ветром. Элейни смотрела на них и видела, как они меняют форму.
Как превращаются из моря неспокойных, рваных волн в быстрокрылых вольных птиц, затем в Единорогов, скачущих по небесной глади, и наконец, в людей с длинными, белыми крыльями, гибкими телами пронзающих небеса… А затем она увидела, как против гонящего их жестокого ветра, они останавливаются, застывают на миг, слагаясь в занимающее полнеба прекрасное, умиротворенное Лицо.
Женщина, сильная и спокойная, смотрела на нее сверху краткий, пронизывающий миг, и ярко пылали ее глубокие, небесно-синие глаза.
Затем все исчезло, и только память об этом взгляде осталась в сердце Элейни навсегда. Завороженная, она пришла в себя и опустила расширенные от изумления глаза.
Маритта повернулась к ней и посмотрела на нее удрученно, виновато.
— Ничего, — прошептала она, опуская руки, — совсем ничего. — Кажется, она готова была разрыдаться от огорчения и обиды.
— Постойте! — срывающимся голосом воскликнула Элейни. — Но есть же… Она! Почему вы не просите Ее?
Жрица внезапно побледнела, затем покраснела и, обернувшись, проверяя, не слышит ли их еще кто, удивленно и тихо ответила Элейни:
— Вообще-то я думала об этом, но… кто я такая, чтобы чего-то просить у здешней Богини, тем более одной из тех Троих, что творили этот мир?..
— Вы попробуйте! — с жаром воскликнула Элейни, в которой впервые за очень долгое время зажглась маленькая, горячая звездочка, мимолетным, но таким ярким счастьем обжигающая, щекочущая солнечное сплетение. — Вы обязательно попробуйте!
Жрица недоверчиво уставилась на нее, при этом неосознанно шевеля губами, уже складывая пробную молитву.
— Милосердная Элис, — тихонько шептала она, уже глядя сквозь Элейни, как будто была здесь совсем одна, — лишенная просветления, оставленная пониманием, покинутая вечным-незыблемым, — прошу тебя о созидании, о доброй помощи; все, что имею, к твоим стопам слагаю, верой и правдой служить готовая, — тем, кто в несчастии, в горе и в болезни, — их исцеляя, прилагая все силы к восстановлению добра и справедливости; Мать зеленого края и солнечного света, прошу, на мою молитву откликнись, пролей на рану непонимания бальзам мудрости, — помоги!..
Она застыла, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону, с распахнутыми глазами, с выражением ожидания и очень заметного волнения на лице.
Элейни восхищенно вздохнула: она, слышавшая рассказы о творящих чудеса, знала, что они подразделяются на Магов и Жрецов, но всегда, согласно этим рассказам, считала, что жрецом быть просто. Не нужно искать пути — лишь попроси, и они откроются тебе. Но о том, что просить нужно правильно, изобретательно и точно, а значит, иметь в себе, кроме искренности и желания полностью отдаться Служению, еще и душу поэта, она никогда не думала.
У Маритты такая душа явно была. Плавные, певучие слова, хоть и проговоренные усталым, слегка охрипшим и в общем-то не очень ярким голосом, отпечатались в сознании девочки, и она восхищенно замерла, внутренне предчувствуя грядущий светло-солнечный Ответ.
