— Отправляйся к реке, — приказала Она, — течение вынесет тебя к цели. Скоро ты встретишь человека, который служит мне. Узнаешь его. И пойдешь вслед за ним.
Она говорила не сомневаясь. Она видела его страсти, боль, несчастия и желания насквозь, глядя через него, словно через чистое, покрытое слезами стекло. Он задыхался, захлебывался в крови, которая текла сквозь него к подножию тронного алтаря, был слеп и одновременно прозревал… А Она была уверена, потому что знала, и знала всегда.
— Нет, — прошептал он, — нет.
Ветер стих. Деревья истаяли в огне. Огонь поглотила тьма. Непроницаемая, вековечная Тьма, в которой не стало ничего. Лишь стих, истаял отдаленный Голос, сказавший тихую, значительную фразу:
— Ты будешь наш. Не важно чей — меня, брата или нашего слуги. Но ты будешь Наш.
И наступило молчание. Только колыхалась повсюду густая, мертвая темнота. И чуть заметно блестели в ней умные круглые глаза. Драконьи глаза».
Затем Даниэль проснулся.
29
— Вставайте, господин хороший, — молвил грузный, старый дядька, тряся его за плечо. Даниэль распахнул полные боли и тумана глаза, стер слезы рукой и разглядел странное, мертвенно-бледное, заплывшее жиром лицо. С тремя подбородками. Серое от темноты и красное от неровного, неяркого, несильно мерцающего алого огонька.
— Ну? — вопросил хозяин светильника, поднимая его повыше, да так и оставляя висеть из темноты (он был сделан так, что светил только вниз, и лишь немного — в стороны). — Проснулся, что ли, наконец?
— Да, — хрипло сказал Даниэль, — проснулся. Здравствуйте.
— Это навряд ли, — усмехнулся человек, поднимаясь с колен и кряхтя, — скоро уж мне-то. С могилой не шутят… А тебе, — добавил, уже встав и повернувшись, — привет, господин хороший. Только вот чего ж ты сюда забрел? И главное, как невредимый добрался аж досюда?.. — Он смотрел с интересом, пошмыгивая забитым красным, выдающимся носом, подергивая масляной от пота щекой. — Если б не вопрос, убил бы тебя, это точно. Клянусь мамой, — сказал он, подбочениваясь одной рукой, другой вытирая пот с лица грязным платком.
Даниэль встал. Все вещи были здесь, нетронутые. В руке он по-прежнему сжимал подаренный Императором кинжал.
— Меня час назад телепортнуло сюда, — ответил он, — по ошибке.
— Всего час, — раздумчиво удивился толстый человек, который, на поверку, оказался еще и выше Даниэля на полголовы, — а чего ж тогда гужом лежал? Пришибся при падении, что ли?
{26} Не сломал чего?.. — Он говорил, не останавливаясь и, в общем, не ожидая ответа. — Ну, пошли, что ли, в приют…
Он смотрел озабоченно и в общем-то вполне доброжелательно. Собственно, из важного у Даниэля осталась с собой только душа, и, если незнакомец не вознамерился отобрать ее, опасаться юноше было нечего.
Лишь одна мысль, неоформленная, глубинная, никак не желавшая всплывать на поверхность, все-таки не давала ему покоя.
«Ты будешь Наш», — сказала Она. Ардат-Величайшая. Одна из Троих, творивших мир. Слугою ее был вкрадчивый, искусный и безмерно подлый Тармаамрат. А единственным братом — Властитель Ночи, Бог царства мертвых. Владыка Tapeг.
Отец темноты, непроницаемой, нерушимой стеной которой Он оградил Элиду от Лордов Хаоса, по сей день рвущихся уничтожить мир, — кто, как не Он даровал юноше одеяние Ночи, невидимости и неслышимости, кто защитил его от беснующегося убийственного Огня?.. Теперь, после пробуждения от давящего, оставившего в груди лишь пустоту и страх, сна, Даниэль отчетливо понимал — это мог быть только Он.
Но Владыка не звал Даниэля к себе. В отличие от Тармаамрата и Ардат, он не пытался завладеть им, заставить служить себе — ни посулами, ни Силой, ни искушением, ни жестокой угрозой.
Почему?..
— Ты спишь опять, что ли? — с удивлением встревожился толстяк, пухлой ладонью легонько хлопая Даниэля по лбу, — или вознамерился прямо здесь пнуть бревно?
{27}
— Нет, — слегка отшатнувшись, шагнув от него назад, сказал Даниэль, — нет. Я уже иду. Просто сильно ударился, милостивый хозяин, очень сильно.
— Милостивый хозяин, надо же, — с усмешкой пробормотал толстяк, разворачиваясь к нему спиной, — прям в точку попал. Дьярви, больше света! Выше фонарь!.. Ну, господин хороший, пошли.
Даниэль резко, прерывисто вздохнул. Потому что фонарь действительно приподнялся выше, боковые железные створки его раскрылись, подобно лепесткам темного цветка, и теперь красные отсветы, разбросавшие в стороны клочья темноты, открыли его взгляду висящее в воздухе гибкое, черное, чешуйчатое чудовище. Маленького, метра полтора от носа до хвоста, Дракона. С умными, блестящими круглыми глазами.
«Бред, — подумал Даниэль, отшатываясь назад, инстинктивно сжимая кинжал. — Боги, все это бред. Нет никакого старого толстяка, нет этого крошки-Дракона. Драконов вообще нет, они давным-давно были убиты или ушли… Tapeг, сотворивший их, оставил своих детей!.. Я уснул здесь, на каменной пустоши, и во сне сошел с ума, Дикие Земли проникли в мою голову и медленно сводят меня с ума. Сначала ко мне спустились Темные Боги, а затем я встретил этого старика. Но я не нужен Темным Богам, потому что теперь я не нужен никому. И старика этого с его маленьким драконом просто нет, потому что я только сплю!..»
— Мать твою, да ты идешь, дружок? — изумился толстяк, обернувшийся и увидевший, что Даниэль все еще стоит на месте. — Или тя хорошенько пнуть пониже спины, чтоб подлетел? Нам, между прочим, еще шаркать и шаркать… А у меня основательно больное сердце.
— Иду, — безнадежно ответил Даниэль. Ему показалось, что обернувшийся, едва различимый в ночной темноте черный Дракон рассмеялся взглядом умных круглых глаз.
Они спустились с холма, и неровная, почти безжизненная равнина приняла их прямо в темный покров редкой пожухлой травы.
Неровная, бесплодная земля обдавала шагающих по ней мертвенным холодом. Ветер дул, не прекращая, рваный и злой, тащил по небу сизые и черные перистые облака; луна то показывалась из-за обрывочных, полупрозрачных кружев, то исчезала за ними. Толстяк что-то бормотал себе под нос — что-то, касающееся Даниэля и его неожиданного появления здесь. Временами он грузно кряхтел, с трудом наклонялся, чтобы подобрать тот или иной пожухлый стебелек, выдергивал его с корнем и укладывал в заплечную сумку. Дракон летел молча, очень спокойно и ровно, едва-едва взмахивая крыльями. Держаться на высоте, планировать и парить он явно мог и без них. Впрочем, все Драконы могли. Магия, переполнявшая самых древних в мире, великолепных хищников, являлась их существом. Но никто из смертных Магов, насколько Даниэль знал, так и не смог разобраться в ней. В основном потому, что в мире не осталось истинных Драконов. Только такие вот умные, гибкие, неразговорчивые и полудикие крохи.
Юноша, в первый раз встречавший отпрыска Драконьего племени, искоса наблюдал за ним, пытаясь понять, почему гордое, очень красивое, исполненное изящества и силы существо прислуживает толстяку.
