Конунг сказал успокаивающе:
– Вы не всех еще видели.
– Разве ваши люди не все на виду?
Конунг быстро посмотрел по сторонам, на миг мне показалось, что заметил меня за толщей зелени, еще больше понизил голос:
– Которые прибыли со мной… еще не все, что у меня есть.
– Кто-то еще?
Он кивнул.
– К городу уже идут мои самые верные люди. Как только придут, мы сразу же и откроемся.
Раберс помедлил, я видел, как ему не хочется говорить неприятное, но все же пересилил себя и поинтересовался:
– Достаточно ли будет? Насколько нам известно, большинство в вашем племени резко против вашего сближения с горожанами. А то, что вы в городе иногда… только иногда!.. одеваете более удобную одежду, расценивают как предательство…
Конунг ответил благодушно, но Раберс, думаю, как и я, уловил стальную нотку в голосе вождя кочевников:
– Все верно. Но этих поставим перед случившимся. Я уж позвал тех, кто мне предан лично. Прежде всего мои братья, племянники, а также несколько бесшабашных головорезов, которых я в свое время спас от казни. А когда стану здесь королем, я заверю племя, что в первую очередь остаюсь их конунгом и прежде всего – конунгом! А уже потом – правителем королевства Тиборра!
Раберс вздохнул с надеждой в голосе:
– Надеюсь, это объединит королевство Тиборра и благородное племя мергелей.
– Которое вы поведете к вершинам богатства и расцвета, – сказал конунг. – Я помню, что я властвую, но правите – вы!
Раберс произнес:
– Это единственно правильное решение.
Он поклонился, конунг лишь кивнул слегка, и оба поспешно пошли в разные стороны.
Вот сволочь, стучало у меня в черепе. Предает интересы своего королевства с такой легкостью всего лишь за обещание поставить его старшим управителем. Правда, управителем всего королевства, но все-таки быть на побегушках у человека с чуждым складом ума, других взглядов, идей, культуры, ценностей…
Ишь, благородное племя мергелей! Как язык повернулся брякать такую глупость, дураку же видно, что нет благородных племен, народов, наций, а есть только благородные особи. Впрочем, политики во все времена обожают красиво звучащие, но ничего не значащие слова и сочетания слов.
Интернационалист проклятый, не понимает, что соединять мед с дерьмом – не есть гуд, сливать воедино нужно хоть и разных, но одного уровня, а еще желательно – одной культуры…
Никто не заметил, как я прокрался к домику для гостей Его Величества, в моей комнате стоит забрать мешок, пусть там не так уж и много барахла, но таинственная шкатулка, а также ряд камешков, я хоть и дурак, но не настолько, чтобы все отдать первой же попавшейся принцессе… хотя Элеонора в самом деле заслуживает и большего, чем заурядные или даже необыкновенные драгоценности…
Предостерегающий холодок кольнул пальцы руки, едва я потянулся к ручке двери. Я замер, прислушался, везде тихо, рискнул перейти на тепловое… по ту сторону двери смутно проступают два силуэта. Судя по согнутым позам, готовы ударить справа и слева, едва переступлю порог…
Идиот, мелькнула мысль. Конунг велел устроить засаду, а здесь вокруг домика все открыто, увидели издали в окна, ждут ротозея. Что-то я стал совсем беспечный, а еще сын степей…
Можно бы ворваться через окно, оно в пяти шагах, а там успею сориентироваться, здесь окна по-южному широкие, тепло беречь нет нужды… но грохот и выбитое окно привлекут внимание и тех, кто сейчас просто прогуливается в саду… или же прогуливается не совсем просто.
Стиснув зубы, я несколько раз быстро и сильно вздохнул, нагнетая кислород под давлением, в ушах зашумело, сильным рывком открыл дверь и прыгнул в проем с такой скоростью, что мышцы ног едва не лопнули от перегрузки.
За спиной был вскрик боли, стон. Я развернулся уже с оскаленными зубами и мечом в обеих руках. Двое коренастых мергелей, одинаковых, как близнецы, смотрят друг на друга выпученными глазами, а пальцы стиснуты на рукоятях кинжалов…
Я перевел дыхание. Оба на мое вторжение среагировали быстро, даже молниеносно, но я был шустрее, и длинные ножи вошли в обнаженные торсы по самые рукояти.
– Молодцы, ребята, – сказал я хрипло. – Хвалю.
Один с усилием выдернул нож из бока напарника, красная струя ударила с напором. Оба смотрели на меня больше с изумлением, чем с ненавистью, первый попытался шагнуть ко мне, но мешал нож второго засадника.
Он перекосился, заскрипел зубами, второй наконец дернул нож на себя. Колени подкосились, он рухнул вниз лицом, под ним быстро пошла расплываться лужа красной густой жидкости, как у пустившего завесу кальмара.
Первый прошептал:
– Нам говорили… ты быстр…
– И мудер, – добавил я. – Иди в свой рай и встречай остальных. Скоро попрут толпой.
– Тебя остановят, – шепнули его быстро синеющие губы. Кровь хлещет из бока с таким напором, словно все тело сжимает незримая рука великана. – Мы… мергели…
– Всего лишь мергели, – возразил я.
– А ты кто…
– Так тебе и скажи!
Он пытался что-то возразить, спорить, все еще не сдается, но глаза заволокло смертной пеленой, качнулся и рухнул навзничь, не сгибая колен.
Я торопливо взял мешок, все цело, воины не унизились, чтобы рыться в нем. Другое дело, после моей смерти, это уже трофей, а не банальное воровство, что для мужчины – позор.
Солнце в зените, мир ослепляюще ярок, я выскользнул тихохонько и тщательно прикрыл за собой дверь. Похоже, на меня уже открыта охота, но Бадия предпочитает до прихода ударного отряда действовать втихую. Но это значит только, что меня постараются не убивать на глазах у глиноедов, хотя и это небесспорно: я не глиноед, так что народного возмущения это не вызовет. Разве что ярл Элькреф возмутится, но и то вряд ли, чересчур тихий и весь в искусстве…
По аллее двигается целый отряд мергелей, и хотя идут нестройной группой, но чувствуется слаженный отряд, сыгранная в сражениях боевая единица, когда не просто знают, а чувствуют друг друга.
Я быстро зыркнул по сторонам, везде открытое пространство, только и остается дверь за спиной, я попятился и успел шмыгнуть в здание за секунду до того, как мергели вышли из сада.
Оставив щелочку, я наблюдал, как старший послал двоих вдоль здания, а сам махнул рукой в сторону двери, за которой затаился я. Не веря себе, я медленно отступил на другой конец холла как раз в момент, когда дверь распахнулась.
Болт ударил старшего в грудь, раздался мягкий звук, словно лопнул бурдюк с вином. Во все стороны брызнуло красным, двое отпрыгнули, один с перекошенным лицом держался за плечо, второй открыл рот, готовясь завопить во всю глотку, я поспешно выстрелил второй раз и снова взвел тетиву.
