Граф сдержанно улыбнулся, похвалы все любим, сказал деловито:
– Как я понял, им надо все три… иначе не получится открыть врата?
Барон сказал с нажимом:
– Я все-таки спущусь и попробую выловить в болоте. Там неглубоко. Приведу с собой кузнеца с его молотобойцами.
– Не успеете, – сказал я. – Ночь… Внизу уже темно. Завтра разве что изничтожите.
Барон посмотрел истово, на лице пламень веры, расправил плечи.
– Ваша светлость, я останусь там и ночью. На всякий случай.
– У болота? – изумился я.
Он кивнул, голос прозвучал очень серьезно:
– Как я понял, те твари могут попытаться найти и встащить на прежнее место. Если придут, я сумею их встретить.
Граф тяжело вздохнул.
– Он прав, ваша светлость. Я останусь с ним. Если все пройдет хорошо, ничего с нами не случится. Разве что комары напьются нашей крови, а тут они громадные, сволочи.
– А если, – спросил я, – те темные гады догадаются, где искать зачарованный камень?
– Два меча лучше одного, – ответил граф кратко.
Я посмотрел на небо, слабый свет поднимающейся из-за леса луны озаряет облака, внизу земля серебрится легким призрачным туманом, похожим на жидкий свет. Звезды становятся ярче, а воздух прохладнее.
– Пробуйте, – разрешил я. – Хорошо бы на всякий случай сбросить с холмов и остальные два… но уже не успеваем. Разве что завтра с утра можно бы… Но вообще-то важна не сама ночь, а полночь. Тогда успеем. Граф, вы какой выбираете?
Граф не сразу сообразил, о чем я, а когда понял, поспешно поклонился.
– Ваша светлость, выбирает старший по титулу.
Я вздохнул.
– Вот уж не думал, что и здесь проблема выбора. Трудно быть христианином…
– Что делать, ваша светлость. Герцог – вы.
– Хорошо, – сказал я, – мой холм слева, ваш – справа. Если камень там такой же, можете привязать к седлу и тащить в замок. Надеюсь, молотобойцы сумеют разбить на сотни осколков. Раскидаем по белу свету, у волшебников слюней не хватит склеивать.
Он произнес с твердостью:
– Жилы порву, но сделаю!
У подножия холма глубокая тень, багровое небо там, наверху, а здесь чернота, почти ночь. Я пронесся по лощинке, как бегущий от собак олень, почти с разбегу взбежал на второй холм, этот пониже, так показалось, или склон более пологий.
В груди тревожно ноет, хотя вроде бы на эту ночь мы вражеские планы вторжения сорвали. Не сразу позволил себе понять, что боль там из-за Илларианы. Стараюсь думать только о деле, о спасении мира, но как-то у нас получается, что одна женщина становится важнее всей вселенной. Это же плохо, я веду себя, словно всего лишь примитивный мужчина, самец, а не человек с запросами…
Этот колдовский камень устанавливали, видимо, первым. Не просто взгромоздили на гранитную плиту, но и чем-то укрепили, словно приклеили или срастили с основанием. Над первым всегда трудятся дольше, это потом все на поток…
Я пробовал так и эдак, наконец приволок большую глыбу и, действуя как тараном, после множества ударов услышал треск. Каменный шар качнулся и, сверкнув свежим сколом, тяжело упал на землю.
– Ненавижу колдунов, – пробормотал я, дыхание стало горячим, как у дракона, – ничего, инквизиция и здесь поработает… Весь мир насилья мы очистим…
Снизу затрещало, ветки кустарника раздвинулись. Граф Гатер поднимается наверх почти бегом, на ходу склоняясь так, что касается руками травы.
– У вас уже? – спросил я.
Он кивнул, не в силах ответить, в груди одни хрипы, наконец выдавил:
– Ваша светлость, – выпалил он жарко, – там такое… такое…
Я быстро огляделся, никто за ним не гонится, сказал строго:
– Отдышитесь, граф.
– Ваша светлость… надо спешить…
– Ведите, – велел я. – Только вот спихну это вниз…
Вниз бежать легче, граф спешил к холму, где должен был убрать камень-маяк, но, судя по его легкой сумке, камня не взял, а по времени, когда догнал меня, на вершине даже не побывал.
Тревога росла, но мы подбежали к тому холму, а там у подножия зловеще чернеет вход в подземелье или, как мелькнула мысль, внутренности тайного помещения. По обе стороны два человека с оружием в руках, один лежит, раскрыв рот, донесся сочный храп, второй спит сидя, упершись спиной в полусгнивший пень.
– Я видел, как сюда заходят люди, – прошептал граф.
– Может быть, охотники? – предположил я.
Он покачал головой.
– В черных балахонах. Вообще-то многие по ночам служат черные мессы, но кто на них обращает внимание?.. Но сейчас я подумал, уж простите за такое…
– Спасибо, граф, – сказал я твердо. – Думать – хорошо. Думать – полезно. Думать вообще-то надо даже нам, мужчинам, а не только монахам.
Он с облегчением перевел дыхание. Я начал подкрадываться ко входу, граф тихохонько двигался следом.
Под его ногой сухо хрустнула ветка. Сидящий охранник встрепенулся и вскочил, очумело поводя сонными глазами. Я с силой ударил его кулаком в лоб.
– Чего встал? Спи!
Граф оглянулся на второго, этот продолжает похрапывать, бесстыдно распахнув рот.
– Кто бы подумал, – пробормотал он, – что спать на службе полезнее, чем бдить?
– Парадоксы воинской службы, – ответил я. – Такие и награду получают первыми.
Граф пробормотал, заглядывая в пещеру:
– Вообще-то существуют награды за военное мужество и за гражданскую трусость. Так что все может быть…
Внутри стены пещеры укреплены камнем, кто-то поработал основательно, перед нами не медвежья берлога и не скромный скит отшельника Антония.
Граф решительно отстранил меня и шагнул вовнутрь первым.
– Простите, ваша светлость, – сказал он непререкаемо, – по кодексу Индевера в такие места первым должен входить младший по титулу. А здесь он я.
Ход темный, душный, сырой воздух, я начал сомневаться, стоит ли, в это время настороженные, как у коня, уши уловили далекое протяжное пение. Множество голосов, сплетенные воедино, доносятся словно из-под земли, а через несколько шагов ход понизился, я увидел впереди красноватый свет.
Граф пригнулся, осторожно прошел чуточку еще и кивнул мне. Внизу большая пещера, целая толпа людей в темных балахонах окружает грубо вырубленную из дерева фигуру зеленого чудовища с вытянутым рылом. Освещение скудное, факелы в руках у немногих, с трудом рассмотрел у ног зверя большую чашу с темной жидкостью.
Люди склоняются, монотонно повторяют какие-то полузнакомые слова, в мозгу отзываются странные ассоциации, что-то в них древнее, дохристианское, вообще пещерное или даже допещерное.