И это, как ни странно, превращает нашу неспособность предсказать правильный путь в преимущество. На практике многое оказывается гораздо сложнее, чем нам кажется поначалу. А если бы мы могли точно спрогнозировать степень сложности, необходимую для достижения желаемого состояния, то наверняка захотели бы сдаться.
– Звучит отлично, доктор Ликерман, – сказал Пол. – Но я пока не вижу вообще никакого пути.
– Это не значит, что его нет.
– Откуда вы знаете?
– Пол, – сказал я, – неужели вы думаете, что вы первый человек, которого поймали на лжи о наркотиках? Или первый, кому за это стыдно?
Он стыдливо улыбнулся.
– Далеко не первый.
– Неважно, насколько особенным вы считаете себя или насколько уникальной вам кажется ситуация. Подумайте, сколько людей жило и живет в мире. Сложно представить, что ни у кого другого не было таких же проблем или никто не смог найти разумного решения. Оно есть практически всегда. Просто надо его найти. Да, человеку трудно поверить, что он может превратить яд в лекарство. Но именно это вам и нужно, это даст вам защиту от уныния.
– Что вы предлагаете? – спросил Пол. – Естественно, кроме реабилитационной клиники.
Разумеется, я не мог не обсудить с ним идею клиники. Именно она, на мой взгляд, давала ему главный шанс решить самую серьезную проблему. Но я верил в то, что говорил ему: в то, что путь к победе невозможно ни спланировать, ни предсказать, только открыть в процессе движения; в то, что мы превращаем яд в лекарство, принимая решение сделать очередной шаг вперед; и в то, что нужно заставить себя действовать разумно. И дело не в том, что у нас не может или не должно быть плана. Главное – не привязываться к нему настолько сильно, чтобы отказываться от новых путей, которые окажутся еще лучше. Как слепец, смутно представляющий себе, как добраться домой, и руководимый лишь собственной смелостью, мы идем, спотыкаясь, по дороге проб и ошибок, и верим, что путь к победе есть всегда (пусть мы не всегда его видим).
– Предлагаю вам пересмотреть свою жизнь, – сказал я. – Как только вы начнете воспринимать невзгоды как сырье для развития и личного роста, они им и станут. Что еще? Проверьте свои убеждения на прочность. Бросьте вызов своим слабостям. Хороший совет режет слух. И если вам не нравится то, что вы слышите, то, может быть, стоит прислушаться.
– Разумно, – сказал он неуверенно.
– Вы не сможете превратить яд в лекарство, если в попытке разрешить проблему будете делать то же, что и большинство из нас, – сказал я. – Если будете возвращаться к тому, что уже один раз испытывали. Потому что, как и раньше, результата это не даст. Но это не остановит вас пробовать это снова и снова. Кстати, что бы ни говорил Эйнштейн, это свидетельствует не о безумии
[11]
, а о трусости.
Пол немного помолчал, а потом покачал головой.
– Даже если вы правы и мои ученики смогут меня простить, я никогда не смогу исправить все, что уже сломал.
Вдруг я представил себе собственного сына (тогда ему было всего два года). Я подумал о том, как он испытывает такое же разочарование, что и ученики Пола. Я представил себе, что будет чувствовать мой сын, когда его любимый наставник, которому он так верил, окажется лицемером, нарушающим именно те правила, о которых рассказывал другим. В моем горле возник комок.
Я пожал плечами и сказал Полу:
– Вы считаете, что можете позволить себе не попробовать?
Истории, которые мы рассказываем себе
Судя по всему, оптимизм – не только склонность ожидать, что будущее окажется более приятным, чем предсказывает теория вероятности, а пессимизм – не только склонность ждать, что события в будущем окажутся хуже прогнозируемых. Оба термина также используются для описания наших мыслей о причинах проблем. В частности, пессимизм понимается как склонность считать себя бессильными. Пессимистичный стиль объяснений описывает склонность возлагать причины невзгод на внутренние («Это моя вина»), универсальные («Это влияет абсолютно на все») и неизменные («Изменить ничего нельзя») силы
{100}.
Неудивительно, что многие исследования показывают: пессимистичный стиль объяснений ставит нас в крайне неудобное положение, прежде всего не давая возможности действовать и преодолевать проблемы. Например, если мы говорим себе, что провалили экзамен, потому что нам недоставало навыков (врожденной способности), то это может помешать подготовиться к пересдаче и приведет к новому поражению. А если мы считаем, что не сдали, потому что мало учились (не прилагали достаточных усилий, которые в состоянии контролировать), то мы можем удвоить усилия и пересдать. Если мы тратим энергию на поиск оправданий, то почти гарантированно не сможем добиться успеха при очередной попытке. Как пишет в своей книге «Иллюзии» Ричард Бах: «Утверждая, что ты чего-то там не можешь, ты лишаешь себя Всемогущества»
{101}.
Пессимисты более склонны к посттравматическому стрессу
{102} и депрессии
{103} в случае проблем, а также к потере мотивации при неудаче. В своем исследовании психолог Мартин Селигман попросил пловцов преодолеть дистанцию с максимально возможной скоростью, а затем сообщил им, что их время было чуть хуже, чем на самом деле. При повторном заплыве оптимисты плыли примерно с той же скоростью, а пессимисты – гораздо медленнее
{104}. Когда дела идут хорошо (например, выигрывает наша команда), между оптимистами и пессимистами нет большой разницы с точки зрения мотивации или результативности. Однако когда что-то идет не так (например, команда проигрывает), пессимисты часто сдаются
{105}.
