– Джаби-иии… А! – Вопль оборвался.
Женщина рухнула в пыль и дернулась под копытами.
От ужаса Антара заорал, колени его подкосились, копье задрожало в руке, и сильный толчок в плечо опрокинул его навзничь.
От неожиданности юноша прекратил орать, посмотрел вверх и увидел Рами. Плавно и до жути спокойно сумеречник натягивал лук.
* * *
Скалясь над гривой лошади, правый конник занес меч, готовясь срубить противника на скаку. Наконечник стрелы Тарега метил ему прямо в лоб.
Далеко-далеко на западе тех, кто воевал с нерегилями, учили: никогда не пытаться стоптать копытами альва, натягивающего лук. Потому что альв – он не отскочит. И не попадет под меч. Он спустит тетиву и только потом шагнет в сторону. А твоя лошадь промчится мимо – уже без седока. Потому что встречный удар длинной, в два локтя стрелы, помноженный на усилие несущейся во весь опор лошади, вынет тебя из седла играючи – и если ты не умрешь в седле, то уж точно помрешь с переломанной шеей, обвалившись на всем скаку наземь.
Этого бедуина не обучали правильной тактике боя с альвами.
Всадник получил стрелу в переносицу и обвалился в пыль, нелепо взмахнув ногами. Обдав горячим воздухом, конь прогрохотал мимо – скотина неслась напролом, роняя с мундштука пену. Второй конник рухнул на спину плашмя в десятке шагов от опускающего лук Тарега. Ему стрела вошла в ямку между ключицами. Серая кобылка, лишившись привычного груза наездника, вздыбилась и замолотила копытами, раскачивая колокольчиками на кольцах трензеля.
– Убии-иилии-иии, ааааа, за что мне это, сыноо-оок!.. Омейр, Омейр, детка моя-аааааа…
Женщина выла где-то далеко, в той стороне, где стояли шатры обеих жен шейха. С трудом прислушиваясь – горе делало голос до безобразия ревущим, грудным, неузнаваемым, – Тарег понял, кто голосит. Фиряль, старшая.
Призрачно звенели колокольчики, оседала песчаная взвесь, свистел в ушах рассветный ветер. Бледная в сумерках кобыла храпела, гнула длинную шею и поддавала задом, кося большим круглым глазом.
У Фиряль сынишка едва-едва дорос до возраста пастуха.
– Иди сюда, – тихо приказал Тарег осиротевшей лошади.
И властно протянул руку к поводьям.
Ухватив кобылу за узду, он подвел ее к распластанному на земле налетчику. Человек скребся пятками и пускал кровавые пузыри. Пробившая горло стрела раскачивала длинным оперенным хвостом в такт хриплому дыханию умирающего. Тарег сунул лук в чехол, закинул его за спину и наклонился над лежавшим. Наступив на запястье, вывернул из скрючившихся пальцев рукоять меча. Пальцы не желали расставаться с оружием и с хрустом ломались в суставах, один за другим отпуская ременную оплетку.
На влажной от крови груди фариса поблескивал медальон: не привычная ладошка Фатимы, всегдашняя «пятерня удачи» суеверных ашшаритов, а что-то совсем иное по рисунку. Приглядевшись, Тарег медленно кивнул: молния в круге. Ему говорили, что на белом камне аль-Лат выбито именно это: круг, похожий на глаз. И бьющая сквозь него молния.
В затягивающихся туманом глазах человека проступило что-то осмысленное.
– Нет, – покачал головой Тарег в ответ на безмолвную просьбу умирающего. – Я не ускорю твою смерть. Не думай, что я делаю это из мести. Я хочу дать тебе больше времени перед уходом в иной мир – возможно, ты сумеешь что-то изменить. Ибо – клянусь сторожевыми башнями запада, человек, – тебе не понравится то, что тебя ждет за чертой.
Ставя ногу в стремя, нерегиль усмехнулся: бедуин хрипел, прыская черной кровью из горла, проклиная его во всех мирах. Со всех сторон в небо поднимался заполошный женский крик.
– Брось копье, Антара! – обернувшись к раскорячившемуся на земле балбесу, строго приказал Тарег. – Сиди здесь, сторожи аль-Хану! Бой – дело не для таких, как ты!
Посмотрев вперед – туда, где уже поднимался в небо дым над подпаленными шатрами, нерегиль увидел то, что и ожидал.
Среди стелющегося дыма и хлопающих на ветру пологов, над спинами толкущихся коз отчетливо выделялась черная женская фигура. Бестолково мечущиеся люди не замечали ее, хотя Узза оставалась неподвижной, словно базальтовая статуя.
Вбросив себя в седло, Тарег снова поймал глазами черный, как обелиск, силуэт. Богиня подняла руку и уперлась пальцем:
Иди и сражайся.
– С-спасибо огромное за совет, госпожа, – прорычал Тарег, – а то я думал с кобылой обняться и тихо на задах пересидеть!
Где-то на задворках разума прозвучал тихий, как полет перышка, смешок.
Черная фигура истаяла в ярчающем утреннем свете.
Оглянувшись на распростертого на земле юношу, Тарег гаркнул:
– Даже не думай!
И дал кобыле шенкелей.
* * *
Глядя, как кобыла под Рами переходит с резвой рыси на галоп, Антара закусил губу и утерся рукавом. А правая рука как-то сама собой нашарила копье.
– Аль-Хану, говоришь, сторожить… – прошипел юноша. – Да что ты понимаешь! Я заслужу себе славу!
Абла еще услышит обо мне! На добычу, правда, рассчитывать не приходилось – он же несовершеннолетний, все отец заберет…
Ну и ладно! Зато возлюбленная узнает о его подвигах!
И, словно Всевышний услышал горячие мольбы юноши, случилось невероятное: Антара уловил знакомый звук. За спиной топала и бестолково звенела уздечкой коняга.
– Ты ж моя красавица… – пробормотал бедуин, обернулся и увидел гнедую из-под сбитого стрелой кармата.
Антара всадил копье в землю – чтоб, когда в седло сядет, вытащить, – потом ловил поводья, лез ногой в стремя, оступался, прыгал на одной ноге среди трупов, снова лез и наконец закинулся наверх и едва не отбил зебб о высокую луку. В становище-то все больше без седла ездили. Хорошо, что на гнедой седло со стременами, а то как бы он залез на конягу? Никак, никого ж вокруг нет, чтоб на спину подсадить. Живого – точно никого, только дым стелется и мертвецы лежат…
Рами он нагнал. И сразу понял, что дело плохо. Сумеречник с разгону летел на толпу чужих фарисов.
Их было пятеро – кольчужных, без щитов, но с хорошими копьями и при мечах. Копье тут же свистнуло – Рами на скаку пригнулся в седле, Антара – с придушенным воплем – тоже. Над головой пронеслось и во что-то за спиной ударило, кобыла мотала башкой и храпела, древко проскальзывало в мокрой от пота ладони, как бы не выронить копье-то…
А впереди уже орали и звенели – и тут Антару замутило. Рами привстал в стременах и отмахнул изогнутым трофейным мечом. Полетели щепки, брызнуло, фарис заорал, обрубок руки запылил красным, Рами отмахнул снова, и на глазах юноши грудь другого фариса раскрылась темной длинной дырой с белыми полосками ребер.
Антара изо всех сил боролся с тошнотой и страхом, коняга почувствовала его нерешительность и подло поддала задом. Цепляясь на гриву, он увидел…
