– О, привет! – сказала она. – Как поживаешь? Давненько не общались, верно?
Я старался не вслушиваться в слова, хотя ощущал, как по мне прокатилась легкая волна ревности. Элейн по-прежнему иногда звонили прежние клиенты, но она считала, что проще потратить десять секунд и объяснить перемены в своей жизни, чем устраивать себе головную боль, связанную со сменой номера. Я все понимал, но предпочитал, чтобы они звонили, когда меня не было с ней рядом.
– Одну секунду, – сказала она на этот раз. – Сейчас он подойдет к телефону.
Я взял у нее трубку и услышал голос Ти-Джея:
– Ну, ты даешь, приятель! Я бывал в твоем номере. Он маловат даже для тебя одного. Тебе не следовало приводить туда хорошенькую девчонку.
– Это не девчонка, – сказал я. – Это Элейн.
– Думаешь, я ее не узнал? А, только теперь дошло. Ты не у себя в отеле.
– Я знал, что ты сообразишь.
– Ты у нее дома, а на своем телефоне установил переадресацию звонков.
– Да ты просто мастер дедукции!
– Будь у тебя пейджер, тебе не понадобились бы все эти сложности. Ты только сбиваешь людей с толку, когда вместо тебя к телефону подходит кто-то другой. Теперь о том, почему я звоню. Я покрутился у солдатика.
– У капитана Фландерса?
– Так точно, сэр. Скажу тебе сразу – парк заметно меняется с наступлением темноты. И парк, и прилегающие улицы. Там только и делают, что продают и покупают.
– То же самое происходит днем, – заметил я. – Только тогда там продают и покупают «хонды».
– Сейчас совсем другой товар, – сказал он. – Много крэка. Земля усыпана пустыми пузырьками. Но взять можно, что душе угодно. У них есть все. И девчонок тоже хватает. Многие ничего себе, но только они не настоящие девчонки. Ты же знаешь, как их называют?
– Транссексуалами.
– Да? А здесь их называют «членистоногие красотки». Сечешь юмор? Повтори еще раз свое словечко.
Я повторил, и он явно сделал усилие, чтобы его запомнить.
– Я слышал, есть такие, что делают операцию и меняют пол. Это то, о чем ты говоришь. А до тех пор они «членистоногие». Не знаешь, они такими уже рождаются?
– Уверен, при рождении у них есть пенисы.
– Не шути так, чувак. Ты же понял, что я имею в виду.
Все транссексуалы, с которыми я был знаком, считали это врожденным. По крайней мере они были такими, сколько себя помнили.
– Да, думаю, они такими рождаются.
– А откуда у них берутся сиськи? Не сами же вырастают? Они колют себе гормоны или вставляют имплантаты?
– И то и другое.
– Ага. А потом могут выходить на панель, не тратясь на дорогущую операцию. Хотя на самом деле все до одной хотят лечь под нож, чтобы их нельзя было отличить от реальной телки. Вот только ростом они почти все за шесть футов. Да и ручищи со ступнями все равно выдают, кто они на самом деле.
– Далеко не все из них хотят делать операцию.
– То есть желают оставаться двуполыми? Зачем?
– Не знаю.
Наступила пауза. Потом он сказал:
– Представил себе, как хиляю по улице, а под рубашкой болтаются сиськи. Жуть!
– Да уж, странное, должно быть, ощущение.
– У меня аж голова разболелась, пока думал об этом. Помнишь, что я тебе говорил, когда мы впервые повстречались? Когда ты бродил по Сорок второй улице, а я никак не мог допытаться, что ты ищешь?
– Помню.
– Я сказал тебе, что у каждого непременно есть своя дурная привычка или какой-то порок. Это как бог свят, брат. Ничего более правдивого ты от меня никогда не слышал.
– Интересно, был ли порок у Глена Хольцмана? – размышлял я.
– Был, даже не сомневайся. У живого человека он был обязательно. Если повезет, узнаем, какой именно.
Элейн уловила достаточно примечательных словечек в нашем разговоре, чтобы заинтересоваться. Я рассказал ей подробности.
– Ти-Джей просто восхитителен, – сказала она. – Он то крутой и видавший виды мужчина, то через секунду видна насквозь его подростковая наивность. В его возрасте само понятие о смене пола должно вызывать неприятные мысли и тревожить.
– Да, но не все в его возрасте с этим понятием знакомы. Там, где он обитает, о таких вещах узнаешь поневоле.
– Наверное, ты прав. Остается надеяться, что он не нарастит себе сиськи сам в один прекрасный день. Думаю, мне будет нелегко воспринимать его в новой роли.
– Вряд ли он пойдет на такое.
– Это хорошо. Так ты предполагаешь, что за Гленом Хольцманом водился какой-то грешок?
– Ти-Джей уверен, что дурные наклонности есть у каждого. Кстати, о Хольцмане.
Я посмотрел на часы и решил, что еще не поздно позвонить вдове. Особенно если не было особой надежды застать ее дома. Так и оказалось. Только на этот раз я не стал вновь слушать голос ее покойного супруга, а дал отбой, как только щелкнул автоответчик.
– Что-то ведь привело его на Одиннадцатую авеню, – сказал я. – Он действительно мог всего лишь захотеть размять ноги. Но почему решил разминать их в том направлении? Случайность? Или же он пошел искать на Одиннадцатой авеню то, что там могли ему предложить.
– Мне он не показался любителем крэка.
– Мне тоже. И тем не менее я знал многих подающих надежды молодых профессионалов, которые по секрету от всех вдыхали кокаиновые дорожки.
– Но разве люди его типа покупают дурь на улицах?
– Нет. Обычно не покупают. Но тогда, быть может, его пороком был нестандартный секс, и он искал любви не там, где следовало бы?
– С такой-то женой, сидящей дома?
– «Цветок чистейшей нежности на родине ждет меня»
[22]
. Да, но все ли так просто?
– Не все просто, что верно, то верно, – согласилась она. – Большинство мужчин дома ждут жены, но не все к ним торопятся. Вероятно, он погнался за новизной ощущений.
– То есть его привлекали долговязые девушки с огромными руками и ступнями?
– И членами между ног. Но он сильно рисковал, снимая уличную проститутку в том месте.
– С чего ты взяла?
– Я имею в виду не обычный риск, когда связываешься с дешевой шлюхой. Вспомни вид из их окна. Если бы она подошла к нему, то вполне могла видеть как раз тот угол. Более того, у нее была бы возможность даже наблюдать, как в него стреляли.
– При условии, что она стояла под нужным углом и вид ничем не был заслонен. Впрочем, с такой дистанции трудно вообще хоть что-то разглядеть.
– Возможно, ты прав. Как считаешь, она оставит квартиру себе?
