– Вот это мне нравится, – сказал я. – Мы теперь, стало быть, партнеры? Все делим пополам?
Дрю снова проигнорировал мою реплику.
– А дальше будет так, – продолжал он. – Я ненадолго выйду из кабинета, а когда вернусь, то меня несказанно удивит, что, к своей радости, Лайза нашла в своей сумочке десять тысяч долларов, о которых совершенно забыла. Нет, о повышении моих расценок речи не идет. Остальное ей тоже понадобится, насколько я понимаю. Так что увидимся через минуту.
Стоило ему выйти в приемную, как я открыл ящик и вынул из него две пачки по пятьдесят купюр в каждой. Она сунула деньги в сумку, я закрыл крышку и сбил код. Потом мы в молчании стали ждать возвращения Дрю. Он принес мой чек.
– Вот твоя сотня, – сказал он. – Теперь сможешь купить себе «кадиллак».
– Спорим, ты не угадаешь, что Лайза случайно нашла в своей сумочке?
– Я бы предположил, что бивень танзанийского слона, но лучше мне ошибиться.
Взгляд Лайзы, мой кивок. Она достала обе пачки и выложила на стол.
Он вздохнул и сказал:
– Всегда стараешься поступать строго по закону, избегаешь наличных денег, но если действовать по правилам, страдают интересы клиента. Что ты тут поделаешь? Поэтому у стольких адвокатов возникают неприятности и проблемы. – Он ненадолго задумался и добавил: – Впрочем, есть способ избежать осложнений.
Взяв одну из пачек, взвесил на ладони, а потом сунул мне в руку. Взял вторую, пробежал большим пальцем по уголкам купюр, снова вздохнул и убрал деньги во внутренний карман пиджака. Затем обратился к Лайзе:
– Вы поняли суть того, что здесь только что произошло?
– Кажется, поняла.
– Если что-то останется неясным, Мэтт вам потом объяснит. У вас теперь есть свой адвокат и свой частный сыщик. А поскольку я тоже выписал чек, как бы наняв нашего общего друга для выполнения поручений, все, что вы расскажете ему, или он сам узнает в процессе расследования, останется частной и закрытой для всех информацией. У него не будет соблазна разглашать что-либо. Хотя он не стал бы этого делать в любом случае, но подобным образом, уж извините за грубоватое выражение, он прикроет свою задницу. – Дрю поднял со стола ящик. – Уже и забыл, как тяжела слоновая кость. Особенно если она браконьерская. Лайза, я буду поддерживать с вами связь. Если что-то случится, звоните мне и все передавайте моим заботам. Ни в коем случае не отвечайте ни на чьи вопросы. Никого не допускайте в свою квартиру без ордера на обыск, а если появится некто с ордером, тут же вызывайте меня. Рад был снова повидать тебя, Мэттью.
На угловой стоянке в квартале от офиса Дрю дежурило такси, и водитель ничего не имел против названного ему адреса – Десятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы.
– Это на Манхэттене, – на всякий случай предупредил я, но для него это не составляло проблемы.
Лайза поинтересовалась, зачем я уточнил район. Неужели в Бруклине есть свои Десятая авеню и Пятьдесят седьмая улица? Да, есть, ответил я, и они пересекаются рядом с тем местом, где парк Сансет примыкает к Бэй-Риджу. Она сказала, что совсем не знает Бруклина. Бывала однажды в Уильямсберге, где знакомые художники снимали мансарды, но ведь мы сейчас находились далеко оттуда, верно? Да, подтвердил я, далековато.
Мы так и поддерживали разговор ни о чем, пока не добрались до ее дома и не поднялись в квартиру.
– Хочу налить себе выпить, – заявила она. – Почти отвыкла от алкоголя за время беременности, но сейчас ничто не мешает, так ведь? Думаю, отдам предпочтение виски. А что будете вы?
– Я бы выпил еще того кофе, если остался.
– Вы не употребляете спиртного вообще?
– Когда-то употреблял.
Она задумалась над моим ответом, хотела что-то сказать, но промолчала. Ушла в кухню и вернулась с чашкой кофе для меня и с виду очень сильно разбавленным содовой виски для себя. Мы выбрали себе по отдельному дивану, уселись и еще раз обсудили то, что сделали в конторе на Корт-стрит. Дрю не хотел брать наличные, объяснил я, потому что с ними у адвоката легко могут возникнуть проблемы. Несколько его коллег попали в беду, когда согласились взять гонорары наличными деньгами от подзащитных торговцев наркотиками. Против них выдвинули обвинение в отмывании денег, и некоторые были наказаны, хотя в итоге суды вынесли оправдательные приговоры их клиентам.
– Вы думаете, Глен был замешен в торговле наркотиками?
– Кто знает? – ответил я. – В данный момент не известно, чем, черт побери, он вообще занимался, но деньги, похоже, добыты не совсем легальным путем. Так или иначе. В самом лучшем случае это доходы, с которых не уплачены налоги. И они так и останутся в этом статусе, потому что Дрю тоже не сможет внести их в свои бухгалтерские книги и положить на счет в банке, не объяснив их происхождения. Ему придется хранить их, никак не оформив.
– А я-то привыкла считать, что всем нравится получать черный нал.
– Далеко не всем и не всегда. В случае с Дрю любую выгоду от неуплаты налогов перевесит тот факт, что он пойдет на нарушение закона. А главное – по меньшей мере два человека будут знать об этом.
– И эти люди…
– Мы с вами. Он, конечно, не верит, что мы сдадим его властям. В противном случае он не взял бы даже этих наличных, но, заметьте, он все равно подстраховался, заставив и меня взять деньги в своем присутствии. Теперь мои руки не чище, чем у него. Кстати, могу вам вернуть эти пять тысяч, если хотите.
– Зачем?
– Просто потому, что это крупная сумма.
– Но я собиралась выбросить вообще все в окно своей квартиры. Или вы уже забыли об этом?
– Вы бы этого не сделали.
– Нет, но желание было сильным. Я еще несколько дней назад не подозревала о существовании этих денег. Но с тех пор как нашла их, места себе не находила от страха, что кто-то может за ними прийти и убить меня при этом. А сейчас появился шанс, что я, быть может, сумею сохранить хотя бы часть для себя, но в любом случае могу больше ни о чем не волноваться. Так что если одна пачка из той массы достанется вам, а другая – юристу из Бруклина, то какая мне разница?
Закончив столь пространную тираду, она основательно приложилась к бокалу. И это вызвало во мне вспышку сенсорной памяти – чуть отдающий лекарством вкус виски, охлажденного кубиками льда, разбавленного содовой. Даже почудилось пощипывание на кончике языка от виски и пузырьков содовой. И вот дьявольщина! Показалось, что я смутно слышу откуда-то издалека звуки музыки. По-моему, это был Брубек. Или Чико Хэмилтон. Или это Чет Бейкер исполнял соло на трубе, а потом опустил инструмент и запел голосом таким же жидким, как напиток Лайзы, таким же сладким, как мое воспоминание.
– Мне нужно сделать пару звонков.
– Хорошо, – сказала она. – Хотите воспользоваться телефоном в спальне? Если есть секреты.
– Нет, можно и отсюда.
