– Такое представляется мне маловероятным.
– Ясно, что это не текущее дело, как я думаю. Иначе федеральные агенты слетелись бы как мухи на падаль. Ты сказал, возможно, кто-то, кого он собирался сдать, но еще не успел наведаться в налоговую инспекцию или в агентство по борьбе с организованной преступностью, куда, видимо, уже готов был обратиться.
– Похоже на то.
– Тогда как убийца понял, что его надо непременно устранить? Почему было попросту не спугнуть его? Как считаешь, что бы он сделал, если бы кто-то пригрозил ему?
– Сбежал бы куда-нибудь и забился в угол.
– Мне тоже так кажется. Не пришлось бы даже прибегать к насилию. Что касается меня, то я бы и голоса на него не повысил. Наоборот, побеседовал бы с ним очень тихо и ласково.
– Держа в руках крепкую дубинку?
– Для такого типа и дубинка не понадобилась бы.
– Может, все-таки кто-то из прошлого, – предположил я. – Не дядя и не юрист, а другая его жертва, о которой я ничего не знаю. У кого были основания свести с Хольцманом счеты.
– И разыскать на Одиннадцатой авеню? Он часто туда наведывался? Именно там следовало поджидать его, чтобы убить?
– Кто-то мог проследить за ним.
– И застрелить, когда он взялся за трубку телефона? – Мик поднял стакан. – Впрочем, кто я такой, чтобы давать тебе уроки твоей профессии?
– Кому-то надо мне их иногда преподавать. Это полезно, – сказал я.
Мы немного поговорили на другие темы, делая долгие паузы, переходя от одной истории к другой. Мик не особенно налегал на «Джеймисон», а лишь часто освежал содержимое стакана, чтобы он никогда не оставался совсем пустым. Он пил, чтобы поддерживать себя в определенном тонусе, и мне это было знакомо: я сам какое-то время выпивал именно так, но до тех пор, пока проклятый алкоголь не начинал предательски лишать меня разума прежде, чем я получал хоть какое-то удовольствие.
Что-то и сейчас не давало мне покоя. Что-то услышанное или прочитанное в последние день-два. Я никак не мог ухватить суть…
В это время года дни коротки, но и сейчас небо начало постепенно светлеть. Мик зашел за стойку бара и включил кофеварку, чтобы сварить нам крепкого напитка. Наполнил две кружки, долив в свою немного виски. Мне не хотелось даже вспоминать, сколько раз когда-то я делал то же самое. Превосходное сочетание – кофеин, чтобы взбодрить мозг, алкоголь, чтобы заглушить боль в душе.
Мы выпили кофе. Мик посмотрел на часы, а потом сверил их с теми, что висели над стойкой.
– Время для мессы, – объявил он. – Ты пойдешь со мной?
Священник был родом из Ирландии. Совсем молоденький – он, скорее, годился в служки при алтаре. К мессе собралось человек двенадцать, причем большинство составляли монашенки, и никто, кроме Мика, не надел мясницкий фартук. А потом только мы двое не подошли к причастию.
Он припарковал серебристый «кадиллак» у похоронной конторы, располагавшейся рядом с церковью. Мы сели в машину, он вставил ключ в замок зажигания, но завел двигатель не сразу.
– Так с тобой все в порядке, старина?
– Думаю, да.
– Как у тебя с ней все складывается?
Он явно имел в виду Элейн.
– Сейчас немного напряженно, – ответил я.
– Она знает о том, что есть другая?
– Нет.
– А тебе она действительно так нужна? Вторая женщина, я имею в виду.
– Она хорошая, – ответил я. – И я желаю ей добра.
Он ждал.
– Нет, – сказал я, чуть помедлив, – на самом деле она мне не нужна. Я и сам не знаю, какого черта я влез в ее жизнь. Как не знаю, зачем ей понадобился я.
– Бог ты мой, здесь же все ясно, – сказал он. – Просто ты не пьешь.
Как будто в этом заключался ответ на все вопросы.
– Не пью, ну и что?
– Но ведь мужчине это необходимо. Делать либо одну глупость, либо другую. – Он повернул ключ и нажал на педаль газа, заставив взреветь большой мотор. – Это в природе человеческой, – подвел итог он.
Глава 24
На стойке отеля дожидалась записка. «Позвоните Джен Кин».
– С годовщиной тебя, – сказала она. – Хотя я, кажется, опоздала на месяц.
– Чуть меньше этого.
– Считай, почти вовремя. Знаешь, я ведь помнила дату, готовилась позвонить тебе, а потом это вдруг совершенно вылетело из памяти. Проскользнуло, словно в какую-то дыру в сознании.
– Бывает.
– Но со мной случается все чаще и чаще, если честно. Подумала, что это начальная стадия Альцгеймера, а потом, знаешь, просто посмеялась над собой. Это не то, о чем мне следует особенно тревожиться.
– Как ты себя чувствуешь, Джен? – спросил я.
– Совсем не так плохо, Мэттью. Не скажу, что все прекрасно, но не очень и плохо. Извини, что пропустила твою годовщину. Хорошо отметили?
– Да, как обычно.
– Рада за тебя, – сказала она. – Могу я попросить об одолжении? И обещаю, это совсем не так сложно, как моя предыдущая просьба к тебе. Ты не мог бы навестить меня?
– Конечно, – ответил я. – Когда?
– Чем скорее, тем лучше.
Я оставался на ногах всю ночь, но усталости не чувствовал.
– Прямо сейчас?
– Было бы великолепно.
– Который час? Без двадцати десять. Буду у тебя в одиннадцать.
– Жду, – сказала она.
Приняв душ, побрившись и переодевшись в отеле, я прибыл несколькими минутами раньше. Нажал на кнопку звонка и вышел, чтобы подобрать ключ. На этот раз она попала им точно в меня, и я поймал его на лету. Она приветствовала это аплодисментами и продолжала хлопать в ладоши, когда я уже вышел из лифта.
– Случайное везение, – скромно сказал я.
– Лучше всего, когда такое получается случайно. Но теперь давай скажи: «Ты чертовски плохо выглядишь, Джен».
– Но ты выглядишь вовсе не так уж плохо.
– Брось. Я еще не ослепла, и зеркал в доме хватает. Хотя мне иногда хочется закрыть их тряпками. Евреи так поступают, верно? Когда кто-нибудь умирает.
– Мне кажется, такой обычай соблюдают только ортодоксы.
– Я бы сказала, они делают все правильно, но только не вовремя. Зеркало надо закрывать, когда еще умираешь. А когда смерть пришла, то какая тебе разница?
Мне не хотелось ничего говорить, но выглядела она действительно плохо. Остатки румянца пропали с лица, щеки запали, на них пролегли желтоватые тени. Кожа туже обтянула череп. Ее нос, уши, лоб как будто стали крупнее, а глаза, наоборот, запали еще глубже. Надвигавшаяся смерть Джен и раньше представлялась реальной, а сейчас явно стала неминуемой. Смерть смотрела прямо тебе в лицо.
