– Тогда не станем ворошить прошлое, – подвел черту я.
Позвонил Лайзе. Поздоровался. И она со мной поздоровалась, а потом стала ждать, чтобы я напросился в гости.
Но я лишь сообщил, что ее мужа застрелил по ошибке бандит, принявший его за известного в округе сутенера.
– Однако дела пересматривать не станут, – сказал я. – Единственным человеком, который мог пожелать этого, был брат Джорджа Садецки, но он отказался. Полиции тоже не хотелось бы доставать папки из архивов. Как не нужно это и нам с тобой.
– Но ведь действительно ничего не изменится.
– Уже изменилось в том смысле, что все расставлено по своим местам. И важно знать, что Глена убил не один из тех, кого он сдал властям или собирался подставить. Но в чисто практическом смысле ничто уже не имеет значения.
– Все-таки странно, что он предчувствовал смерть.
– Если он ее действительно предчувствовал. Быть может, он взялся за работу, которая виделась ему потенциально опасной. И его убили бы все равно, вот только уличный король добрался до него первым.
Мы еще немного поговорили. Она спросила, не хочу ли я приехать.
– Не сегодня, – ответил я. – Устал как собака.
– Тогда ложись спать.
– Так я и сделаю. Позвоню тебе завтра.
Я повесил трубку. Подошел к окну и несколько минут смотрел в него. Потом взялся за телефон и сделал еще один звонок.
– Привет, – сказал я. – Ничего, если я приеду?
– Прямо сейчас?
– Неудачное время?
– Даже не знаю, – ответила она.
– Очень хочу тебя видеть, – сказал я. – Устал смертельно. Не спал с позапрошлой ночи.
– Что-то случилось?
– Нет, просто был занят. Но, наверное, лучше все отложить на завтра.
– Не надо, – сказала она. – Приезжай.
– Ты уверена?
– Да, вполне.
Глава 25
– Его убили по чистой случайности, – рассказывал я Элейн. – Так это выглядело с самого начала. Полиция оказалась права, когда твердила о том же. Молодой человек с двадцать восьмого этажа оказался не в то время и не в том месте. Преуспевающий мужчина в добротном костюме выбрал для прогулки не то направление.
Но только копы считали, что ему попался навстречу Джордж Садецки, и как я ни старался, мне так и не удалось полностью исключить такой вероятности. Но с Гленом Хольцманом тоже было что-то не так, и чем больше я узнавал о нем, тем вероятнее становилась версия его устранения кем-то, имевшим гораздо более вескую причину для этого, чем когда-либо была у Джорджа. И убийство не казалось мне бессмысленным. Контрольный выстрел в голову ясно указывал, что это не могло быть простым, но неудавшимся ограблением. И не делом рук нищего, у которого сорвало крышу. Так обычно казнят людей. Подобным образом убивают, только хорошо зная, за что и почему.
– И в конце концов это и оказалось казнью.
– Да. Казнь по всем современным правилам. Николсон Джеймс полагал, что у него имеется веская причина наказать смертью Роджера Присока, и он приводил приговор в исполнение, стреляя в Глена. А потом, когда подвернулся Джордж, и вину свалили на него, Джеймс решил, что сам Господь Бог на его стороне. Разумеется, сам он никому не рассказывал о своей ошибке, потому что за такое ты сразу станешь посмешищем во всех барах. Он убил незнакомца, и другой незнакомец сел за это в тюрьму. А он оставался вроде как ни при чем. Его такое положение дел устраивало. А потом подвернулся сам Присок, непонятно почему посчитавший, что может спокойно вернуться домой. Джеймс узнал об этом и нажал на кнопку «Повторное воспроизведение». Тот же образ действий, еще один телефон-автомат. Три в грудь плюс контрольный в голову. Только на этот раз с жертвой ошибки не случилось.
– Но никто не увидел связи между двумя преступлениями?
– А ни у кого не было для этого причин, – ответил я. – Со времени гибели Хольцмана и до расстрела Присока в пяти районах города было совершено почти пятьсот убийств. Большинство из них с применением огнестрельного оружия. Многие – на улицах. Конечно, сходства между двумя преступлениями поразительные, но ты их замечаешь только при условии, что дело Хольцмана находится в центре твоего внимания, а у большинства копов голова не этим забита. И нужно помнить, что Присока убили на другом конце нашего острова. Ни один из участников этого расследования не работал над убийством Хольцмана и едва ли вообще помнил о нем. Оно ушло в историю: преступление раскрыто, виновный не только арестован, но и сам успел отправиться к праотцам. Простой пример: если мужа с женой убивают топором, ты, может быть, даже вспомнишь о Лиззи Борден
[45]
, но не станешь же ты выдвигать обвинений против нее.
– Понимаю, о чем ты.
– Вот почему нашелся только один человек, заметивший совпадения – твой покорный слуга. Во-первых, потому что я никогда всерьез не верил в виновность Джорджа, а во-вторых, сколько бы убийств ни совершили в Нью-Йорке за последние пару месяцев, я продолжал заниматься только одним из них. Таким образом, я в силу обстоятельств оказался единственным, кто был способен связать два дела в единое целое.
– И ты связал.
– Нет. То есть не сразу, вот в чем проблема, – объяснил я. – Репортажи об убийстве Присока опубликовали четыре газеты, а это значило: я читал о нем хотя бы в одной. И точно читал, потому что вспомнил через пару дней. Мне что-то не давало покоя, но я тупо не мог понять, что именно.
– Почему, как думаешь?
– Мне удобнее было оставаться в неведении. Моя тетя Пег называла такое явление «ирландской глухотой». Это происходит в том случае, когда человек не слышит того, чего не хочет слышать.
– Отчего же ты не хотел слышать этого?
– Я расскажу тебе, как я преодолел свою «ирландскую глухоту», и ты получишь представление, что послужило ее причиной. После ухода от тебя вчера я отправился к полуночному собранию в Аланон-хаусе. А потом встречался с Миком.
Я рассказал ей о часах, проведенных в баре «У Грогана», передал ту часть разговора с Миком, которая касалась Глена Хольцмана. Описал, как мы вдвоем наблюдали за побелевшим рассветным небом и как пошли в церковь Святого Бернарда к мясницкой мессе.
– Но Мик оказался там единственным прихожанином в белом фартуке, – сказал я. – Там были только мы и монашенки.
– Ты думал, что Мик убил Хольцмана. – Она внимательно посмотрела на меня.
– Да, я боялся этого. Подобная мысль одной из первых пришла мне в голову, когда я наконец дозвонился до Алтуны и нашел человека, объяснившего мне, откуда у Хольцмана взялись деньги на юридический колледж. И вот передо мной возникли два образа. Хольцман – профессиональная крыса-стукач. И мой друг Мик, у которого вся собственность – машина, дом, бар – записана на подставных лиц, чтобы власти не смогли ничего отнять у него. И он все время говорил о том, как они конфискуют все, если смогут доказать, что это принадлежит тебе, о том, как его адвокат посоветовал ему отправиться на ферму и решить вопрос с ее фиктивным владельцем, чтобы в случае его смерти не лишиться ее, если по завещанию она отойдет к наследникам покойного.
