– А где? – спросил Линкольн.
– Давайте еще разок наведаемся в квартиру семьи Попп, пройдемся по пивным…
– Но мы не знаем, как он выглядит! – напомнил Линкольн.
Геркулес в знак бессилия вскинул руки вверх: ему не хотелось верить, что теперь, когда они были так близки к цели, их усилия ни к чему не привели.
– Геркулес, фон Либенфельс теряет много крови, – сказала Алиса, показывая на окровавленные повязки на австрийце. – Если мы не позовем врача, он, наверное, не выживет.
– Он заслуживает смерти, – сердито проворчал испанец.
– Это верно, однако мы не можем допустить, чтобы он умер оттого, что ему не оказали медицинской помощи. Это ведь похоже на убийство.
– Геркулес, Алиса права.
– Хорошо, давайте вызовем врача, но сами сюда уже не вернемся.
Геркулес выглянул из окна и окинул взглядом тихий переулок. Откуда-то издалека доносились голоса добровольцев, а иногда воздух разрыва звук запускаемой в небо шутейной пороховой ракеты, от которого начинали дрожать стекла. «Где же он прячется?» – спрашивал себя Геркулес, поглядывая на часы. Через полчаса наступит полночь.
105
Москва, 31 июля 1914 года
Генеральный штаб собрался в полном составе. Ночь предстояла долгая. Тысячи людей стояли на площадях столицы, ожидая, когда истечет срок ультиматума. Царь посмотрел на часы и, обращаясь к своим генералам, сказал:
– Господа, как вам известно, мы использовали все имевшиеся у нас средства для того, чтобы не допустить развязывания войны, однако наши враги усиленно готовятся к тому, чтобы нас уничтожить. У нас, как у любого другого народа, есть право себя защищать. Я несколько минут назад приказал ответить отказом на ультиматум, предъявленный нам Германией. Русские никого не боятся – никого, кроме Бога.
Царь замолчал и обвел взглядом сосредоточенные лица генералов Верховного командования, а затем, повышая голос, продолжил:
– Эта война будет короткой, но грандиозной. Никогда еще за всю историю нашего великого народа мы не ставили под ружье так много людей. Через несколько недель наши войска вступят в Берлин и Вену. Боже, храни Россию!
– Боже, храни Россию! – подхватили хором генералы.
В этот момент в соседнем помещении затрещал телеграфный аппарат. По проводам через русские степи помчалось сообщение, направленное в самое сердце Германии – в Берлин. Пути назад не было: ответив отказом на ультиматум Германии, Россия фактически объявляла ей войну.
106
Мюнхен, ночь с 31 июля на 1 августа 1914 года
Когда Адольф прошел во внутренний дворик и увидел на первом этаже дома фон Либенфельса свет, он облегченно вздохнул: его друг и наставник был дома. Адольф зашел в дом, открыл дверь гостиной и увидел тело на полу между кресел. Это был его наставник. Юноша подошел к нему, наклонился и тронул его за плечо. Либенфельс, казалось, спал, однако по окровавленным повязкам и по пятнам крови на ковре было видно, что он ранен. Он зашевелился и приоткрыл глаза.
– Тебе нужно поскорее отсюда уйти… Они могут вернуться… – пробормотал он.
– Учитель, кто с вами это сделал?
– Не имеет значения. Тебе нужно укрыться в каком-нибудь безопасном– месте. Уезжай из Мюнхена в Швейцарию и не возвращайся, пока не закончится война.
– Я не могу так поступить. Я должен сражаться за Германию.
– Я тебе приказываю, – сказал фон Либенфельс, попытавшись повысить голос, но его тело пронзила острая боль, отчего он застонал.
– Успокойтесь.
– Возьми деньги, которые я оставил тебе в квартире семьи Попп, поддельный паспорт на другую фамилию и сегодня же уезжай в Женеву.
– Хорошо, учитель, – ответил Адольф.
– Иди.
– Как же я оставлю вас здесь в таком состоянии?
Фон Либенфельс жестом показал юноше, чтобы тот побыстрее уходил, и Адольф, выпрямившись и в последний раз взглянув на своего наставника, понял, что с этого момента ему придется полагаться только на самого себя.
Когда он вышел на улицу, мимо него к дому Либенфельса прошел врач. Адольфу нужно было дождаться утра, чтобы вернуться в квартиру семьи Попп и забрать чемодан, деньги и паспорт. Впрочем, Германию он покидать не собирался: если пророчества не были ложными, то после объявления войны ему уже нечего бояться. Зачем же ему уезжать из страны, как последнему трусу? Он на всякий случай переедет из Мюнхена в какой-нибудь другой город. Адольф долго бродил по ночным улицам и размышлял. Начало светать. Когда он дошел до Мариенплац, тысячи людей уже стояли там в ожидании утра – утра, в которое, по всей видимости, будет объявлена война.
107
Берлин, 1 августа 1914 года
Ответ, полученный от русских, был двусмысленным. Кайзер направил русскому царю еще одну телеграмму, требуя более понятного ответа, но пока русские никак не отреагировали на его новый ультиматум. В двенадцать часов дня срок этого ультиматума истекал, хотя все понимали – Россия с выдвинутыми Германией требованиями не согласится.
Кайзер посмотрел на часы: десять утра. Он не спал прошедшей ночью ни одной минуты. В три часа утра он, правда, отправился было отдыхать, однако от волнения то и дело кололо в груди, поэтому заснуть ему не удалось.
Наступило утро, а кайзер все еще сидел на кровати в пижаме. Наконец он приказал вызвать к нему генерала фон Мольтке.
Когда генерал приехал, кайзер уже успел привести себя в порядок и должным образом одеться, однако его лицо выдавало тревоги прошедшей ночи.
– Генерал, меня одолевают сомнения.
– Ваше Величество, осталось два часа до истечения срока ультиматума, мы уже объявили мобилизацию, Австрия надеется на нашу помощь. Россия тоже проводит мобилизацию.
– Вы полагаете, что Восточная Пруссия сможет устоять под натиском русских? Я не могу позволить, чтобы германская территория – пусть даже частично и пусть даже временно – была захвачена нашим врагом.
– Восточная Пруссия устоит. Но и в противном случае лучше временно пожертвовать частью своей территории, но затем выиграть войну, чем ждать, когда русские перевооружатся и захватят всю Германию.
– Ненавижу славян! Я осознаю, что это грех, что нам не следует никого ненавидеть, но я ничего не могу с собой поделать: я их ненавижу.
– Я вам сочувствую, Ваше Величество.
Кайзер закрыл себе лицо руками и заплакал.
– Ваше Величество, перед дворцом собрались несколько тысяч людей. Они надеются, что вы поведете их к победе. Вы глубоко любите Германию и переживаете о ее судьбе, а потому позвольте народным массам там, снаружи, дать волю кипящей в них энергии. Кровь немцев окрасит в красный цвет обширные поля, однако из этой великой жертвы возродится новая Германия – более мощная, она займет в мире то место, которое достойна занять.
