Никого я не хотел перехватить до обеда. Мне пришлось убраться из дому, потому что я прекрасно знал: все равно придется это сделать. Понял это, как только осознал всю бессмысленность попыток подвигнуть Вульфа к расследованию убийства. Я не винил босса, ведь его совесть не была отягощена проблемой, стоявшей передо мной.
Впрочем, меня эта проблема больше не волновала, потому что была улажена. В ближайшем будущем я видел лишь одно возможное применение для моего времени и способностей: найти душителя, к которому я отправил Присциллу на такси, и упаковать его для отсылки по надлежащему адресу с чьей-либо помощью или без оной.
Я вовсе не тешил себя мечтой проскакать по Бродвею на белом коне с головой врага, насаженной на копье. Я всего лишь хотел схватить сукиного сына – или хотя бы этому посодействовать.
Мысль о содействии заставила меня задуматься. Можно было отправиться к инспектору Кремеру, объяснить свою проблему и пообещать беспрекословно подчиняться приказам, если он возьмет меня в качестве специального агента для расследования этого дела.
Подобный вариант меня бы вполне устроил, кабы не одно обстоятельство: некоторые приказы наверняка будут исходить от Роуклиффа. А в моих глазах никакая цель не может оправдать того, кто готов следовать указаниям этого типа. Так что мысль о содействии я оставил.
Что дальше? Если я отправлюсь в квартиру Присциллы, меня попросту туда не пустят. Если найду Перри Хелмара – при условии, что мне это вообще удастся, – он даже разговаривать со мной не будет. Нужно найти какую-то лазейку.
Покончив с коктейлем и запив его стаканом воды, я направился к телефонной будке, где набрал номер «Газетт» и попросил соединить меня с Лоном Коэном.
– Во-первых, – заявил я ему, – звоню по собственной инициативе. Ниро Вульф в деле не участвует и нисколько им не интересуется. Имея это в виду, будь так любезен, выложи мне все факты, подозрения и слухи, прямо или косвенно связанные с мисс Присциллой Идз и ее убийством.
– Газета стоит пять центов, приятель. Я занят.
– Я тоже. И не могу ждать газеты. У нее остались родственники?
– В Нью-Йорке никого, насколько нам известно. В Калифорнии есть пара тетушек.
– Ухватились за какую-нибудь ниточку, которую ты можешь упомянуть по телефону?
– И да, и нет. Ничего особенного. Тебе известно о завещании ее отца?
– Я вообще ничего не знаю.
– Ее мать умерла, когда она была еще младенцем, а отец – когда ей шел шестнадцатый год. Деньги и ценные бумаги, что он ей оставил, – ну, еще и страховка – не особо впечатляют. Однако он учредил попечительство над солидным пакетом – девяноста процентами – акций корпорации «Софтдаун», производящей полотенца и прочий текстиль. Это бизнес ценою в десять миллионов долларов. Опекуном был назначен друг и адвокат отца Перри Хелмар. Восемьдесят процентов прибыли с опекаемого имущества предназначались Присцилле, а на ее двадцатипятилетие в собственность наследницы должно было перейти все. В случае ее смерти до наступления указанного возраста акции компании отходили в собственность руководителям и сотрудникам корпорации. Их имена перечислялись в списке, прилагавшемся к завещанию, с указанием количества акций, причитающихся каждому. Львиная доля ценных бумаг окажется в руках примерно десяти человек. Что ж, ее убили за шесть дней до двадцатипятилетия. Это, несомненно, ниточка, но, естественно, не единственная.
– Готов поспорить, что нет. Чертов дурак… Я имею в виду папашу. А что насчет парня, за которого она вышла? Я слышал, она с ним сбежала. От кого сбежала-то? Отец ведь умер.
– Не знаю… Может, от опекуна? Он за ней приглядывал. А парень был нездешний. Она познакомилась с ним во время путешествия, где-то на юге, кажется. В Нью-Йорке мало что можно накопать на эту тему. Так ты говоришь, Вульф не участвует в деле и не имеет в нем никаких интересов?
– Именно так. Не участвует.
– Ха-ха. Полагаю, тебе нужен напарник. Передавай ему поклон от меня. Ну как, заработал я на выеденное яйцо?
– Пока да. Я угощу тебя стейком в ресторане «У Пьера» в половине восьмого.
Он причмокнул:
– Самое лучшее предложение за сегодня. Надеюсь, смогу его принять. Позвонишь мне в семь?
– Договорились. Премного благодарен.
Я повесил трубку, открыл дверь будки, достал носовой платок и вытер лоб и затылок. В будке оказалось жарко. Отыскав манхэттенский телефонный справочник, я нашел в нем один адрес, покинул аптеку, пересек Тридцать четвертую улицу и, поймав такси, покатил в восточном направлении.
Глава пятая
Штаб-квартира корпорации «Софтдаун» располагалась на Коллинз-стрит, 192, где-то в дремучих дебрях между Сити-Холл-парком и Гринвич-Виллидж, и занимала не отдельное помещение или этаж, но все здание. Возможно, его фасад в четыре этажа некогда и радовал глаз светло-желтым кирпичом, но теперь пришлось бы поработать зубилом или пескоструйным аппаратом, дабы в этом убедиться. Впрочем, два огромных витринных окна по бокам от входа были так надраены, что буквально искрились. За одним красовался бескрайний геометрически правильный строй банных полотенец разнообразнейших цветов и размеров, а за другим – старинная полуразвалившаяся штуковина с вывеской на одной из поперечин, гласящей:
ПРЯДИЛЬНЫЙ СТАНОК ХАРГРИВСА
[10]
1768
Обе створки двойной двери были распахнуты, и я вошел. Левая половина обширного зала отгораживалась по всей длине стеной с вереницей дверей, правую же оставили открытой и загромоздили множеством столов, на которых высились груды товаров. Я насчитал лишь четыре-пять служащих, рассеянных по помещению.
Над нишей метра в три шириной в начале перегородки висела табличка «Справочное бюро», однако восседавшая в ней за коммутатором старая боевая кляча имела чертовски скептический вид, так что я прошел мимо нее направо, где стоял, почесывая ухо, румяный толстячок. Я продемонстрировал ему свою лицензию, снабженную фотографией.
– Гудвин. Детектив. Где босс?
Он едва удостоил взглядом мой документ.
– Какой босс? – пропищал он. – Чего вы хотите?
Еще один скептик.
– Расслабьтесь, – отозвался я официальным тоном. – Я здесь по заданию, связанному со смертью Присциллы Идз. Мне надо поговорить с каждым, кто после ее смерти получит свою долю в этом бизнесе, желательно начиная с верхушки. Может, начать с вас? Назовитесь, пожалуйста.
Он и бровью не повел, но пропищал:
