– Естественно, – ответил он целомудренно. – Ведь она мой клиент. Что это за звуки ты издаешь?
– О, это нечто особенное, – отозвался я. – Требует длительной практики. Не пытайтесь повторить без подготовки. Это насмешливое фырканье.
Я отправился на кухню обсудить с Фрицем запасы освежающих напитков. В нашем доме действовало непреложное правило: выбор их должен быть богатым во время вечерних сборищ независимо от сути дела. И мы с Фрицем всегда обстоятельно обсуждали этот вопрос, если только я не был слишком занят.
Мы неизменно расходимся во мнении относительно красных и белых вин. Фриц решительно на них настаивает, а я утверждаю, что американцев вина только вгоняют в сон, а наши гости должны бодрствовать. Когда мы уже готовились прийти к обычному компромиссу: пара бутылок белого, но никакого красного, ожил дверной звонок, и я пошел открывать.
Это был «Росинка» Ирби и некто в белом льняном костюме, несколько помятом и не особенно чистом. Я отодвинул засов, распахнул дверь, и они зашли.
– Мистер Арчи Гудвин, мистер Эрик Хэй, – представил нас друг другу Ирби.
Тогда только и разговоров было что о Южной Америке, и я ожидал увидеть нечто среднее между Диего Риверой и Пероном
[12]
, но если бы кожу этого парня как следует отбелили, соответственно его белокурым волосам и голубым глазам, то он стал бы форменным викингом, за исключением льняного костюма. Он был, наверно, немного старше меня и, вынужден признать, чуточку посимпатичнее, несмотря на измотанный вид и некоторую одутловатость.
Оставив в прихожей его багаж, чемодан да сумку, я отвел посетителей в кабинет и представил Хэя Вульфу. Пожалуй, Хэй порой говорил громковато, но в остальном как будто особого неприятия не вызывал, и это меня возмущало.
Я приготовился невзлюбить парня, женившегося на богатой наследнице и заполучившего от нее кабальную расписку, и, натурально, полагал, будто сама его личность снабдит меня новыми основаниями для неприязни. Не тут-то было. Правда, он говорил с трудноопределимым акцентом, но когда проживаешь всего в двух с половиной километрах от штаб-квартиры ООН, ты не склонен вменять это человеку в вину.
Судя по тому, как основательно гости устроились в креслах, они рассчитывали у нас задержаться, однако Вульф провел переговоры быстро и без особых церемоний. Вообще говоря, теперь у нас отпала всякая нужда в этих двоих. Да, днем ранее, когда Ирби явился из ниоткуда и снабдил нас инструментом, позволяющим завлечь в кабинет акционеров «Софтдауна», он представлялся посланцем Небес. Однако теперь Сара Яффе вложила нам в руки гораздо более действенное орудие, и они оказались низведены до ранга статистов.
Тем не менее Вульф проявил достаточно такта.
– Как путешествие, мистер Хэй?
– Не так уж и плохо, – отозвался тот. – Потрясло немного.
Вульф вздрогнул.
– Поздравляю с благополучным прибытием. – Затем он обратился к Ирби: – Дело получило некоторое развитие. Я не вправе разглашать подробности, но они затрагивают мистера Хелмара и его компаньонов достаточно, чтобы те согласились прийти сюда в девять часов вечера и поискать компромисса. Хотя…
– Я хочу увидеться с ними, – решительно заявил Хэй.
– Понимаю. Хотя они явятся по другому поводу, ничто не мешает нам представить на обсуждение и ваше дело, поскольку они тесно связаны. Но если вы намерены посетить нас этим вечером, то должны отдавать себе отчет в том, что все переговоры буду вести я один, и более никто. Вы сможете высказать свои претензии только с моего позволения – если вообще получите таковое. Согласны присутствовать на таких условиях?
– Но, – запротестовал Ирби, – вы говорили, что на встрече будут обсуждаться требования моего клиента! Я вынужден настаивать…
– У вас нет никакого права настаивать, сэр. Сделав мне вчера то глупое предложение, вы лишились всяких прав на справедливость. Так вы желаете присутствовать здесь этим вечером?
– Я хочу только того, – заявил Хэй, – что принадлежит мне по праву… Праву, которое я могу доказать!
– Возможно, я скверно сформулировал свое предложение, – признал Ирби. – Пожалуй, я неправильно понял характер вашего интереса к делу. Но с нашей стороны было бы неблагоразумно встречаться здесь с этими людьми, не получив заверений, что вы и мистер Гудвин готовы подтвердить подлинность…
– Тогда не приходите, – оборвал его Вульф.
Хэй извлек из кармана конверт и помахал им:
– Здесь у меня документ, который подписала моя жена и засвидетельствовала Маргарет Казелли. Жена написала его и поставила свою подпись под ним в моем присутствии. Я владею им с тех самых пор, и его подлинность не подлежит сомнению. Ваша помощь нужна нам лишь для того, чтобы восторжествовала истина.
Он держался с достоинством – возможно, с тем же достоинством, что и двенадцатого августа 1946 года, когда жульническим образом вынудил Присциллу подписать сей документ. Его призыв к торжеству истины слезы у меня не выжал.
Как и у Вульфа, который отрезал:
– Вы не получите никаких заверений, джентльмены, и даже намеков на сделку. Остаток дня я буду очень занят. Если пожелаете принять оговоренные мною условия, мы будем рады видеть вас здесь сегодня вечером.
На этом в разговоре была поставлена жирная точка. Хэй хотел, чтобы Вульф взглянул на бесценный документ, а Ирби не позволяло сразу сдаться его ослиное упрямство, но старались они напрасно. Могли бы и поберечь силы. Я проводил их в прихожую, где меня поджидало новое разочарование: Хэй, бывший моложе, крупнее и сильнее Ирби, настоял на том, чтобы самому нести и сумку, и чемодан. Я без особого успеха продолжал выискивать опору для чувства превосходства, а он по-прежнему оставлял меня в дураках.
На обратном пути я заглянул на кухню и сообщил Фрицу, что вместо семи гостей ожидается девять. Однако оказалось, что и эта цифра была не окончательной. Часа через четыре, когда я у себя в комнате менял рубашку и галстук по случаю званого вечера, раздался звонок в дверь. А спустя минуту Фриц известил по телефону, что меня желает видеть какой-то тип, отказавшийся назваться.
Я закончил наводить лоск и спустился в прихожую, где застал живописную картину. Фриц дежурил перед входной дверью, не сводя глаз с крепежа цепочки. На крыльце же, ясно различимый через наше хитрое стекло с односторонней видимостью, маячил геркулес Андреас Фомос, свирепо таращившийся в щель между створкой двери и дверной коробкой, причем поза гостя свидетельствовала о некоторых мышечных усилиях, прилагаемых с его стороны.
– Он давит на дверь, – уведомил меня Фриц.
Я подошел поближе и объявил в щель:
– Не выйдет, приятель. Я – Гудвин. Что вам угодно?
