CRT – очень трудный тест. Но тут есть одна удивительная вещь. Знаете, какой самый простой способ повысить результаты теста? Надо чуть-чуть его усложнить. Несколько лет назад психологи Адам Альтер и Дэниэл Оппенхаймер опробовали эту теорию на группе студентов из Принстонского университета. Сперва они предложили тест в нормальном виде, и студенты продемонстрировали средний показатель 1,9 балла из трех. Это хороший результат, хотя им далеко до среднего результата 2,18, принадлежащего студентам МТИ. Затем Оппенхаймер и Альтер распечатали вопросы теста трудно читаемым шрифтом – Myriad Pro, выполненным 10-процентной серой заливкой 10-м кеглем курсивом – с тем, чтобы текст выглядел вот так:
1. Бита и мяч в сумме стоят $1,10. Бита стоит на $1 дороже, чем мяч. Сколько стоит мяч?
Средний результат на сей раз? 2,45. Неожиданно студенты – участники эксперимента справились лучше своих коллег из МТИ.
Странно, не правда ли? Обычно мы полагаем, что лучше решаем задачи, когда те представлены в ясной и доступной форме. Но в данном случае произошло обратное. Шрифт Myriad Pro, выполненный 10-процентной серой заливкой 10-м кеглем курсивом, серьезно затрудняет чтение. Приходится немного прищуриться, возможно, дважды перечитать предложение, да еще вы, наверное, будете задаваться вопросом, кому вообще пришла идея выбирать для теста подобный шрифт. Неожиданно нужно напрячься, чтобы прочесть вопрос.
Тем не менее все дополнительные усилия окупаются сторицей. Как говорит Альтер, вопросы, «затрудняющие беглость чтения», вынуждают людей «глубже задумываться о представленном материале. Они расходуют на это больше ресурсов. Они тщательнее анализируют и серьезнее задумываются о происходящем. При необходимости преодолеть некое препятствие они преодолевают его гораздо лучше, если заставить их активнее шевелить мозгами». Альтер и Оппенхаймер усложнили тест на проверку когнитивной рефлексии. Но эта трудность оказалась желательной.
Разумеется, не у всех трудностей есть положительный эффект. Трудности, с которыми столкнулась Кэролайн Сакс на курсе по органической химии в Университете Брауна, явно относятся к числу нежелательных. Она – любознательная, трудолюбивая, талантливая студентка, любящая науку, – попала в ситуацию, в которой чувствовала себя деморализованной и глупой. Затраченные усилия не укрепили ее любовь к науке. Они отпугнули ее от науки. Однако в некоторых случаях при определенных обстоятельствах усилия имеют прямо противоположный эффект, когда препятствие, которое на первый взгляд должно уничтожить шансы недооцененного выскочки, на самом деле выступает в роли курсива Альтера и Оппенхаймера Myriad Pro, выполненного 10-процентной серой заливкой 10-м кеглем.
Может ли дислексия оказаться желательной трудностью? В то, что такое возможно, учитывая, сколько людей мучается от этого расстройства на протяжении всей жизни, нелегко было бы поверить, если бы не один странный факт: среди успешных предпринимателей встречается неожиданно большое количество дислектиков – по данным Джули Логан из Лондонского городского университета, таковых приблизительно одна треть. Перечень включает многих всемирно известных новаторов нескольких последних десятилетий. Ричард Брэнсон, британский миллиардер; Чарльз Шваб, основатель дисконтной брокерской фирмы, носящей его имя; основоположник мобильной телефонии Крейг Макко; Дэвид Нилман, основатель JetBlue; Джон Чемберс, генеральный директор технологического гиганта Cisco; Пол Орфалеа, основатель Kinko. И это далеко не полный список. Невролог Шэрон Томпсон-Шилл вспоминает свое выступление на встрече выдающихся спонсоров университета (практически все они были успешными бизнесменами). Повинуясь внезапному порыву, Шэрон поинтересовалась, скольким из присутствующих ставили диагноз «нарушение обучаемости». «Половина присутствующих подняли руки, – удивляется она. – В это было трудно поверить».
У этого примечательного факта есть два возможных объяснения. Во-первых, эти выдающиеся люди добились триумфального успеха, невзирая на свой недостаток: они настолько умны и креативны, что ничто, даже постоянные трудности с чтением, не могло им помешать. Вторая интерпретация более интересная: успех можно частично объяснить именно заболеванием, процесс борьбы с которым наделил их огромным преимуществом. Вы бы пожелали дислексии своему ребенку? Если второе из предложенных объяснений верно, возможно, это следовало бы сделать.
3.
Детство Дэвида Буа прошло на ферме в сельской местности Иллинойса. Он был старшим из пяти детей. Его родители учительствовали в средней школе. Мать частенько читала маленькому Дэвиду, а он запоминал ее слова, потому что не мог соотнести их с написанным на странице. Самостоятельно читать он начал только в третьем классе, да и то с большим трудом и очень медленно. Много лет спустя он узнал, что у него дислексия. Но тогда он не подозревал о наличии проблемы. В маленьком городке в сельской глубинке чтение не считалось таким уж принципиально важным достижением. Многие его одноклассники при первой возможности бросали школу и начинали трудиться на ферме. Буа читал комиксы, где было мало текста и много картинок. Он никогда не читал ради удовольствия. Даже сегодня он едва ли прочитывает одну книгу в год. Зато смотрит телевизор, ему все равно что показывают, признается он со смехом, «лишь бы двигалось и было цветное». У него ограниченный устный словарный запас. В его речи преобладают короткие слова и короткие предложения. Читая иногда вслух и натыкаясь на незнакомое слово, он останавливается и медленно произносит его по слогам. «Полтора года назад моя жена подарила мне iPad, мое первое компьютероподобное устройство, и что интересно, мои попытки произносить многие слова по буквам кардинально расходились с проверкой орфографии, затрудняя поиск правильного написания, – рассказывает Буа. – Не могу даже сосчитать, сколько раз появлялось окошко с фразой “Нет вариантов написания”».
По окончании средней школы Буа не имел особых амбиций. Оценки у него были очень неровные. К тому времени семья перебралась в Южную Калифорнию, где экономика находилась в самом расцвете. Он нашел работу в строительной сфере. «Работа на улице, с мужчинами старше меня по возрасту, – вспоминает Буа. – Я зарабатывал столько денег, сколько и не мечтал. Было классно». После этого он какое-то время проработал счетоводом в банке, да еще играл в бридж. «Это была классная жизнь. Я бы еще так пожил какое-то время. Но после рождения нашего первого ребенка жена всерьез обеспокоилась моим будущим». Она принесла домой брошюры и буклеты из местных колледжей и университетов. Буа вспомнил, что в детстве его восхищала юриспруденция, и решил поступить в юридическую школу. Сегодня Дэвид Буа один из самых известных в мире адвокатов.
Как же удалось Буа проделать путь от строителя со средним образованием до блестящего адвоката, одного из лучших в своей области? Это величайшая загадка. Ведь вся юриспруденция основана на чтении: здесь постоянно приходится что-то читать: описания прецедентов, заключения экспертов, логические построения, а Буа как раз из тех, для кого чтение сопряжено с огромными трудностями. Уму непостижимо, как ему пришло в голову заняться этой профессией. Но не будем забывать: если вы читаете эту книгу, значит, вы умеете читать, другими словами, никогда не задумывались о всяческих приемах, обходных путях и стратегиях, которые помогают избегать чтения.
