Вспышка боли обожгла уши. Вин закричала, вырвала серьгу и уронила в глубину; сорвала пояс вместе с алломантическими флаконами, и на теле больше не осталось металла.
Потом все начало гореть. Она знала это чувство: точь-в-точь как горение металлов в желудке, только на этот раз горело все тело. Кожа пылала, мышцы полыхали, и даже кости, казалось, горели ярким пламенем. Вин судорожно вдохнула и поняла, что металла в горле больше нет.
Она сияла. Она чувствовала силу внутри, как будто та пыталась прорваться наружу. Это походило на силу пьютера, но было несравнимо сильнее. Это было чувство неимоверных способностей. Оно наверняка было непостижимо в обычных условиях, но сознание расширилось, заставив измениться и понять, чем она теперь обладала.
Вин могла переделать мир. Могла уничтожить туман, накормить миллионы взмахом руки, наказать злых, защитить слабых. Она трепетала перед самой собой. Пещера будто сделалась прозрачной, и Вин видела весь мир, величественную сферу, жизнь на которой могла существовать лишь на клочках земли возле полюсов. Она могла сделать все лучше. Она могла…
Она могла спасти Эленда.
Вин посмотрела вниз и увидела, что он умирает. Она тотчас же поняла, что с ним не так. Она могла восстановить его поврежденную кожу и рассеченные внутренности.
«Ты не должна этого делать, дитя».
Потрясенная Вин подняла голову.
«Ты знаешь, что ты должна делать», – прошептал Голос.
Он казался старым. Добрым.
– Я должна спасти его! – крикнула Вин.
«Ты знаешь, что ты должна сделать».
И она знала. Видела, как это случилось, – перед ней, как будто наяву, возник Рашек, забравший силу себе. Она видела, что он натворил, какие катастрофы спровоцировал.
Все или ничего – в каком-то смысле похоже на алломантию. Если она возьмет силу, то должна будет сжечь ее за несколько секунд. Переделывая все, как ей захочется, но лишь ненадолго.
Или… она может ее отдать.
«Я должен победить Бездну», – сказал Голос.
Она тоже это видела. За пределами дворца, в городе, по всей земле. Люди в тумане падали, бились в конвульсиях. Многие, к счастью, оставались в домах. Традиции скаа были все еще сильны.
Но кто-то оказался снаружи. Кто поверил словам Кельсера, что туман не может причинить вред. Но он мог – теперь. Он изменился, он нес смерть.
Такова природа Бездны. Тумана, который убивает. Тумана, который медленно покрывает всю землю. Смерть настигала не всех – Вин видела, что многие упали замертво, но кто-то просто заболел, а кто-то вовсе не почувствовал, что с туманом что-то не так.
«Станет только хуже, – негромко произнес Голос. – Он будет убивать и разрушать. А если ты попытаешься остановить его сама, то уничтожишь мир, как это сделал до тебя Рашек».
– Эленд… – прошептала Вин.
Он истекал кровью.
В тот момент она вспомнила – вспомнила сказанное Сэйзедом: «Ты должна настолько любить его, чтобы доверять его желаниям. Ты не любишь его, если не умеешь уважать его – не то, что для него, по-твоему, лучше, а то, чего он на самом деле хочет…»
Эленд плакал. Он с трудом удерживал ее в поле зрения, и Вин знала, чего он хочет. Он хотел, чтобы его люди жили. Хотел, чтобы наступил мир и скаа стали свободны.
Хотел, чтобы Бездна была повержена. Безопасность народа значила для него больше, чем собственная жизнь. Намного больше.
«Ты поймешь, что делать, – говорил он совсем недавно. – Я тебе верю…»
Вин закрыла глаза, слезы бежали по ее щекам. Значит, боги умели плакать.
– Я люблю тебя, – прошептала она и отпустила силу.
Вин держала в руках божественное начало, но отдала его, бросила в поджидающую пустоту. Отказалась от Эленда.
Потому что знала, что он этого хочет.
Пещера тотчас же начала сотрясаться. Вин вскрикнула, когда силу, горевшую внутри ее, вырвала и засосала голодная пустота. Закричала, ее сияние погасло, и она упала в опустевший бассейн, ударившись головой о камни.
Пещера продолжала сотрясаться, пыль и осколки камня падали с потолка. А потом в голове Вин с неестественной ясностью прозвенел чей-то возглас: «Я СВОБОДЕН!»
59
…Потому что он не должен выпустить на волю существо, которое заточили там.
Вин лежала и тихо плакала.
Пещера перестала вибрировать, буря закончилась. Существо исчезло, и грохот в голове наконец-то затих. Вин всхлипнула, обнимая Эленда и понимая, что он уходит. Она кричала, звала на помощь Хэма и Призрака, но никто не ответил. Они были слишком далеко.
Вин чувствовала холод. Пустоту. Получив так много силы и в одночасье ее лишившись, она чувствовала себя ничтожеством. И когда Эленд умрет, так оно и будет.
«Зачем все это? Жизнь ничего не значит. Я предала Эленда. Я предала весь мир».
Она не понимала, что произошло, но подозревала, что каким-то образом совершила ужасную-ужасную ошибку. Хуже всего, что она так старалась все сделать правильно, хотя ей и было очень-очень больно.
Что-то нависло над ней. Вин посмотрела на туманного духа, но не почувствовала злости. Она вообще в тот момент ничего не чувствовала.
Дух поднял руку и на что-то указал.
– Все кончено, – прошептала Вин.
Дух указал настойчивее.
– Я не успею. Кроме того, я же видела, насколько глубока рана. Сила показала мне. Никто из них ничего не сможет сделать, даже Сэйзед. Ты должен быть доволен. Ты получил то, что хотел… – Она смолкла.
Зачем дух зарезал Эленда?
«Он хотел, чтобы я исцелила его. Он хотел… помешать мне отказаться от силы».
Дух махнул рукой.
Медленно, преодолевая оцепенение, Вин встала. Словно в трансе, смотрела на духа, который проплыл несколько шагов и указал на что-то на земле. Теперь, когда бассейн опустел, в пещере было темно – единственным источником света остался фонарь Эленда. Рожденная туманом зажгла олово, чтобы посмотреть, на что указывает дух.
Глиняный осколок. Диск, который Эленд снял с полки в дальней части комнаты и держал в руке. Он разбился, когда Эленд упал.
Движения духа сделались нетерпеливыми. Вин подошла, наклонилась, пальцы ее наткнулись на металлическое зернышко, которое находилось в центре диска.
– Что это? – прошептала она.
Туманный дух повернулся и подплыл к Эленду. Вин безмолвно последовала за ним. Эленд был все еще жив. Он слабел, но теперь не дрожал так сильно. Странное дело, чем ближе он находился к смерти, тем лучше владел собой. Эленд посмотрел на жену, когда та присела рядом, и губы его шевельнулись.
