Потом поймал частника до посёлка и, прокрутив стекло до упора вниз, всю дорогу, минуя выставленные продаваться на трассу мангалы и холодильники, заправки с молельными комнатами и лавки шиномонтажа, ловил открытым ртом встречный сухой и немного колючий ветер.
Дома по интернету поменял билет в Москву на ближайший ещё свободный рейс. Прокрутил новостные сводки в поисках названия своей конторы, нашёл только несколько глаголов совершенного вида – оцепили, заняли, комментарии дать отказались. Написал об этом Пате и несколько минут мучительно ждал ответа. Ответ никак не приходил. Набрал Шаху, Шах ответил далёким изменившимся голосом, что занят, хлопочет об освобождении Абдуллаева и не может говорить.
Пометавшись немного по дому, Марат выскочил за ворота. Вдруг захотелось постучаться к Анжеле, извиниться за грубость. Всё-таки после случая с Русиком он повёл себя с нею жестоко, всему виною – ноющий, не варящий котелок. Но калитка Анжелы была заперта, и никто ему не открыл, как он ни бился. Только какая-то пожилая посельчанка скользнула с одной стороны улицы на другую, обдав его лукавым, испытующим взглядом.
Когда Марат вернулся домой, там уже хозяйничала мать, переставляя с места на место посуду.
– Ну как в институте? – встрепенулась она, увидев сына на пороге.
– Как? Да никак… – безрадостно бормотнул Марат.
– Что-то случилось?
Мать бросила груду вымытых вилок в сторону и тремя размашистыми шагами подошла вплотную к Марату.
– Да ничего такого, мама, успокойся. На работе проблемы, я обратный билет поменял.
– Когда летишь?
– В пятницу.
Мать сглотнула слюну и снова вернулась к вилкам.
– Вот так вот, лишь бы поскорее уехать. А то, что мы с отцом с таким старанием устраиваем тебе жизнь…
– Мама!
– Ты не признался, как тебе девочка?
– Какая девочка?
– Марат! У отца на работе! Красавица, боевая.
– Перестань ты со своей девочкой. У нас в конторе полный бардак, а ты лезешь…
– Я лезу? – всерьёз обиделась мать и отвернулась, чтобы уйти. Но тут же передумала и снова, с молодым запалом набросилась на Марата: – Ты не думай, я всё знаю про вчерашнее. Ты очень опасно себя ведёшь.
– О чём ты?
– Мне Зарема рассказала. Ты перепугал её невесток. Явился к ним в кафе с какой-то девицей, напал на проповедника из мечети.
– Не смеши меня! Их перепугаешь… – ухнул Марат.
– Ты понимаешь, что ты наделал? Про тебя скоро слухи пойдут, как про того сумасшедшего Русика! Дождёшься, что свяжут и поволокут изгонять из тебя джиннов.
– Поволокут! Адвоката! Пусть только попробуют, – начал злиться Марат.
– Не только попробуют, а поймают и поволокут, и я ничем не смогу помочь. Потому что сам ведёшь себя как помешанный. Что это за девица с тобой в кафе сидела? – бросалась словами мать.
– Не называй её девицей, мама. И не надо поднимать истерику. А то уйду.
Марат упал на диван и уставился в белёный потолок. Мать налила из-под крана в стакан водички, капнула туда валериановой настойки и залпом опустошила. Потом села на стул рядом с Маратом и стала разглядывать его высокий, с еле заметными морщинками лоб.
– Я же хочу, чтобы ты хорошо устроился, Марат. Езжай в Москву, разберись с делами и возвращайся. Тринадцатого августа банкетный зал… Знаешь, как меня Луиза уже замучила. «Ты, – говорит, – моей племяннице жениха обещала. И где он?» – спрашивает. А то племянница уже ждёт не дождётся. Ты ей понравился.
– Да, я поеду в Москву и вернусь, – не слушая слов матери, сообщил Марат. – И будет вам тринадцатого свадьба, как хотели. Не волнуйся.
Мать недоверчиво крутанула из стороны в сторону тяжёлым узлом из волос:
– Как? Марат… Я рада! Значит, девочка тебе понравилась?
– Да. Только не та, не с папиной работы. И не Луизина племянница.
– А какая? – упёрлась кулаками в колени мать.
– Та, которая со мной в кафе сидела.
– А-а-а-а… – потускнела она. – Я про неё выясняла. Мне Зарема сообщила подробно, кто она да откуда. У неё отец – простой рабочий. Да ещё и механиком у Халилбека служил. Помнишь, когда полиция по поводу Адика допрос проводила?
– Помню. И что?
– Так вот. Отец твоей красавицы тогда Халилбека выгораживал. Доказывал, что Адик сам под колёса сунулся. Помог замять историю. Так что не можешь ты на ней жениться, – заключила мать и сложила руки в замок.
– Значит, отменяем банкетный зал? – сорвался Марат с дивана.
В ответ на его слова у матери задрожал подбородок, и она внезапно зарыдала. Прозрачные горошины поползли по щекам. Мать шумно засморкалась в вытащенный из кармана халата платок:
– Адик! Вай, Адик! Вай, Адик…
Марат не вытерпел истерики. Он выбрался на крыльцо, обулся и снова подался на улицу. А выйдя, сразу приметил полковника Газиева. Тот, как и прежде, был в штатском и, нагнувшись, осматривал днище бывшей машины Адика, приобретённой по дешёвке вместе с домом.
– Ассаламу алайкум! – поздоровался он с Маратом, разгибаясь. – Вот, привычные будни защитников отечества. Смотрю, есть провода, нет проводов…
– А что, всегда провода тянутся? – поинтересовался Марат, поняв, что речь идёт о взрывчатке.
– По-разному. Но сейчас вроде чисто, можно заводить.
Марату хотелось задать полковнику хоть какой-то вопрос, но он не знал, с чего начать. С Адика? Русика? Халилбека? С войны двух мечетей? Помыкавшись, он спросил:
– А что родители убитого Русика? Где они? Вы знаете?
– Уехали вместе с дочерями. Сразу после похорон. Решили здесь больше не оставаться.
– Кровной мести не будет?
– А кому мстить? Сын Абдуллаевых за решёткой. Тот другой, экстремист…
– Алишка?
– Да. Тоже задержан. Всему посёлку же мстить не станут, правильно?
– За Абдуллаева ведь деньги соберут… – не глядя на полковника, а как будто себе под нос произнёс Марат.
– Волнуешься, значит? Хочешь, чтобы упекли? А ты что, дружил с пострадавшим? – с присущим ему акцентом зачастил полковник.
– Так, общался, – привычно отбился Марат, но тут же добавил: – Ну, или, можно сказать, дружил. Русик со мной не скрытничал. Ему тяжело жилось за «железкой».
– Надо было прийти ко мне, написать заявление. Мол, так и так. Втягивают меня в незаконное вооружённое формирование. И перечислить фамилии. Сам перечислишь?
– Нет, – оборвал Марат. – Не знаю я никаких фамилий, вы лучше меня во всём этом разбираетесь. И в лес Русика никто не тянул партизанить. Просто о религии говорили.
– Вот с этого и начинается!
