– А что? В другой мечети, на Проспекте, то же самое. Ходят с листовками. Про чудеса, про джиннов. Чем лучше?
– Те, которые с Проспекта, – нормальные. Ислам у них традиционный, что мне тебе объяснять? Убивать они никого не хотят, понятно. А от джиннов никто пока серьёзных проблем не нажил, – заметил полковник, садясь в машину и прощаясь с Маратом за руку.
Когда полковник умчался, оставляя после себя коричневые клубы пыли, Марат побрёл в сторону дома Пати. «Обход тухума» ещё не кончен, это было ясно, но рядом с домом, в котором ночует эта родная девушка, он чувствовал себя сильнее и уютнее. Как будто в ответ на такие мысли пришёл её запоздалый ответ на полученную новость: «Только сейчас прочла, извини. Значит, тебе придётся уехать? Надолго????!» Четыре вопросительных знака и один восклицательный. Это значило, что Пате точно не всё равно.
Марата торопливо обгонял ребёнок на трёхколёсном велосипеде. Продвигаться по засохшей волнами грязи было довольно трудно, поэтому он помогал себе ножками, обутыми в резиновые сланцы на несколько размеров больше положенного. Это был мальчик из дома экстрасенса Эльмураза, Марат его узнал. Крикнул:
– Ле, ты куда? – Но дитё не обернулось, а завернуло за угол и пропало, как будто его и не было.
Вслед за ним замигал и включился навстречу сумеркам поселковый фонарь, обычно потухший. И вместе с возникшим искусственным светом словно бы громче запели, застрекотали сверчки.
11. Рука и сердце
Не успела я встретить принца, как ему срочно потребовалась уехать, умчаться, укатить в Москву. Марата ждали подвиги, а я оставалась в заточении, под игом дракона. Несчастье моё усугубилось тем, что, зазвав меня в спальню и заговорщически подперев собой дверь, мама с плохо скрываемой радостью объявила:
– Тебя приходили сватать.
– Кто? – замерла я на месте.
– К папе заходил на разговор отец Тимура из молодёжного комитета. Сказал, что у вас давно любовь. И почему ты молчала?
– Они всё придумали, нет у нас никакой любви! – отрезала я.
Мама пригвоздила меня презрительным взглядом:
– Ты уже почти старуха, а мозги, как у пятилетней. Это очень достойный жених, и ты сама дала ему повод свататься. Теперь, будь добра, не юли и не отпирайся. Вон Люся брату не рожает, хоть ты мне внуков родишь.
– От Тимура не рожу! – и впрямь по-детски заломалась я. – Ни за что!
Мама вышла из себя и в отместку заставила меня драить баньку. Это было утомительно, скучно и вдобавок противно, потому что по сырым стенкам ползали толстые многоножки-мокрицы. Приходилось поддевать их палочкой, смахивать на пол и топить, зажмурившись, струёй из шланга. Одна из тёток заглянула в баньку, застала меня за работой и хмыкнула одобрительно:
– Молодец, молодец, вот такие должны быть девочки…
И ушла в дом. Меня аж передёрнуло. Не тёткино это дело – решать, какими должны быть девочки. Я бросила шланг и села на корточки плакать. Но заплакать не получилось. От этого сделалось ещё гаже и досаднее.
Потом обедали без мужчин, на кухне. Братец опять умотал по делу, папа нанялся к кому-то чинить токарный станок, дядька утёк проведать знакомых. Тётки совсем у нас освоились и трещали о вчерашнем походе по родственникам. Кто у кого родился и на кого похож, кто умер и на каком десятке. У меня даже горло пересохло от обилия имён всех этих кузин и кузенов, племянниц и племянников, свояков и своячениц, шуринов и невесток, прабабок и прадедов, из которых вырастали целые египетские пирамиды.
Когда нахлебалась борща и поплелась в свою комнату, тоскуя заранее по Марату, переживая, что тот не пишет, и подумывая уже, а не написать ли самой, мама снова в меня вцепилась.
– Патя, не делай ужасной ошибки! – насела она. – Потом всю жизнь будешь жалеть. Вот вышла бы я в своё время за Магомедова, а не за чабанов…
– Мама!
– Смотри, Тимур хорошо зарабатывает, есть квартира в городе. А здесь, в посёлке, дом достраивают.
– Ну и что?
– Язык у него подвешенный, начальство его уважает, карьеру сделает! Говорят, сам Халилбек…
– Да в тюрьме этот Халилбек! Уже надоели, – отмахнулась я.
Проиграв второе сражение, мама прибегла к помощи тёток. Она подослала их, когда я читала старый томик фантастики, положив под бок телефон, – а вдруг позвонит Марат?
– Патимат, – начали тётки на родном языке, – тебе не семнадцать лет. Пожалей своих родителей. Ведь ещё годик-другой, и ты окончательно – старая дева. Кто на тебе тогда женится? Разведённый с детьми или пожилой вдовец, а больше никто. Посмотри на несчастную Халисат…
И тётки пустились в траурное перечисление всех перезревших, переспелых, пустоцветных старых дев маминого рода. Все эти девы были высокомерными хвастуньями и дерзко задирали носы перед простыми и хорошими парнями, а потом быстро скурвились, посерели и стали никому не нужны.
– Вот и тебя ждёт такая же участь! – увещевали тётки. – Так что смотри, не пропусти последний поезд.
– Аида помладше тебя, а уже на четвёртого беременна, – посчитала нужным ввернуть мама.
– С чего ты решила, что она беременна? – возмутилась я.
– А я что, не разбираюсь? Она же заходила к нам на днях, и я на живот её сразу обратила внимание.
– Аида просто поправилась, – не верила я.
– Лучше бы Люся от твоего брата так поправилась, – недобро вздохнула мама. – Или уступила место другой, которая на это способна.
– Машалла
[29]
, всё будет, всё будет, – успокаивали маму тётки, поглаживая ей своими ручищами костлявые напряжённые плечи.
Я подумала было сбежать на вечер из дома, но мама и тут измыслила, чем меня заморить. Затеяла грандиозную уборку папиного гаража, да ещё и в папино отсутствие. Тётки были только рады поучаствовать. Им лишь бы таскать что-нибудь, скрести, складывать, мыть, чесать, выскабливать, чистить. Ну раз уж гостьи впряглись в эту каторгу, то и мне пришлось не отставать и давиться сажей и паутиной, ползая по недоступным и дальним углам с намыленной щёткой в руках.
Наконец с гаражом покончили, но тёткам пришла в голову очередная идея. Они посовещались с мамой в углу и сообщили:
– Кстати, Патимат, ты же своему четвероюродному брату очень нравишься.
Братец! О, только не он.
– Он же младше меня! – завопила я в отчаянии.
– Какая разница, мой муж тоже на год меня младше, – выдала одна из тёток.
Ну, положим, что так. Но я-то здесь при чём?
Мама тоже загорелась этой идеей. Конечно, Тимур ей нравился больше как перспективный и состоятельный. Но братец тоже был вполне себе ничего. Во-первых, свой. Во-вторых, активный и стремящийся зарабатывать. В-третьих… До третьих мама даже не успела додуматься, потому что я решительно и категорически отказалась её слушать.
