Накануне свадьбы папа пошёл с Маратом и свидетелями к мулле на заключение религиозного брачного договора. Моя московская подружка Марина всё интересовалась: «А что в этом договоре? А что в этом договоре?», но мне было всё равно. Узнав от меня о готовящемся событии, она мгновенно купила билеты и прилетела в наш посёлок за несколько дней до свадьбы. Ей непременно хотелось во всём участвовать. Привезла в кожаном чемодане ворох нарядов, принялась суетиться по дому вместе с моими родными и безостановочно спрашивала:
– А выкуп невесты у вас бывает? А конкурсы? Нет? А почему? А что бывает?
Аида что ни день притаскивала стопку всё новых и новых глянцевых журналов и каталогов платьев.
– Ты знаешь, Патя, тебе подойдёт силуэт «Русалка», ты фигуристая.
– Не хочу! – отбивалась я, раздражённая беготнёй, недосыпанием, неясными страхами.
Бабушка боялась, что я выберу платье с бальным, открытым верхом, без бретелек. Марина настаивала на золотистом, со шнуровкой. Люся, специально прибывшая с моим братом на торжество, советовала простое атласное, цвета слоновой кости. Девушки жадно листали красочные страницы, подчёркивали ногтями любимые фотографии – пышные юбки, флёрдоранж, стелющаяся фата…
Что ни день мы ездили в город и бегали там по салонам, ничего не находя, паникуя, расстраиваясь, перебирая усыпанные стразами диадемы и шпильки. Мама, взвинченная, полуиспуганная-полугордая, носилась по дому, собирая моё приданое. Бабушка чахла над тканями из кованого сундука. Папа старался не попадаться мне на пути, прятал смущённые взгляды.
В итоге взяли напрокат затканное кружевом, прямого покроя платье без шлейфа. Заказали на дом стилисток и визажисток. Только лишь я умылась, как они уже прибыли, усадили меня перед зеркальным трюмо, – помятую, с синими веками. Растёрли, разогревая подушечками пальцев, тональный крем, застлали мне свет кисточками, пуховками, сноровистыми ручками. Густо подвели глаза, нарумянили, как восковую куклу, дорисовали брови, приклеили ресницы с блёстками.
– Надо было норковые ресницы заказать, – восхищённо шептала Аида, кивая высоким тюрбаном, – тебе бы пошло.
Из зеркала на меня глядела театральная марионетка, карнавальная маска, но только не я сама. Губы обведены тёмным контуром, накрашены густо-вишнёвым, на середину каждой губы – по капельке блеска, чтобы казались пухлее.
– Волосы, что с волосами? – волновалась Марина, перебирая шиньоны – маленькие, большие, вьющиеся, гладкие, заплетённые в косу.
– Волосы нарастим обязательно, – крутилась вокруг меня приехавшая из города парикмахерша. – С такой короткой стрижкой невесте нельзя.
– Делайте что хотите, – думала я, впиваясь подпиленными ноготками в ручки кресла. – Только не спрашивайте, только не дёргайте.
Наконец к моему затылку прилепили длинные букли, уложили их по бокам, завязали бантами на голове шарф из органзы, брызнули шанелью номер пять, заполняя комнату молекулами иланг-иланга, бергамота, лимона.
Девочки выстроились в очередь краситься и причёсываться. Запахло помадой, муссом для укладки, столик у трюмо исчез под грудой палеток с тенями, матовыми и глянцевыми, рассыпчатыми и жидкими. Зашелестели наряды, начались всегдашние предложения поменяться юбками, дать напрокат блестящую ленту.
К нам то и дело вваливались тётки, целовали меня, говорили напутствия, слюнявили мне густо напудренные щёки своими большими ртами, пачкали мои ажурные рукава мучными пальцами.
Люся уговаривала меня поесть, заносила на подносе варёное мясо, салаты, лепёшки с овечьим сыром, но от вида еды меня воротило. Я всё ждала, когда же на улице заиграют гудки кортежа, когда же за мной зайдёт Марат, когда же выведет к накрытым столам, когда же увезёт в гремящий нестерпимым громом банкетный зал, когда же, когда же, когда же…
Но кортеж не появлялся. Пробил полдень, а затем и час, и два, а от Марата не было вестей. Я набирала его несколько раз, абонент был недоступен.
Всеобщее веселье начало улетучиваться. Я сидела на застеленной вышитым шёлком кровати в своём кружевном наряде и ждала. В голову начали приходить отчаянные мысли. Испугался и бросил. Разбился насмерть. Похищен Тимуром. Последнее предположение не отпускало. Тимур накануне прислал сообщение: «Об меня ноги ещё никто не вытирал. Я всегда своего добиваюсь». Я сообщила Люсе, но та утешила, засмеяла. А теперь всё выходило именно так, как я боялась. Тимур решил отомстить, не дать нашей свадьбе свершиться. Подстерёг Марата, задержал, напал на него с дружками-борцухами из молодёжного комитета…
Брат отправил одного из мальчишек глянуть, что происходит в доме у жениха. Мальчишка вернулся с известием – украшенные платками и цветами автомобили дежурят у ворот Асельдера. Значит, кортеж ещё не выехал.
Мама, зашедшая в мою комнату, злорадно зашипела мне в ухо:
– А вышла бы, как нормальная девушка, за Тимура, ничего бы такого не было. Ты смотри, этот Марат нас в грязь втопчет.
Марина не знала, что и посоветовать, только носилась по комнате и предлагала:
– Да пошлите кого-нибудь и прямо спросите: «В чём дело?» Может, там заминка техническая. Может, замотались, и поэтому опаздывают. Неужели нельзя выяснить? Ведь в одном посёлке живёте!
Аида качала на руках своего младшенького и повторяла:
– Вот увидишь, Патя, не простит тебе Тимур. Я так и думала, что тебя не оставит. Или прямо со свадьбы украдёт. Или с Маратом что-нибудь сделает. И вообще, я твоему Марату не доверяю. Он – дружок Шаха, а от Шаха добра не жди.
Как же так, как же так… В носу щипало от подступающих слёз. Марат не мог так со мной обойтись. Наверняка коротышка с бобриком махнул кулаком, ударил исподтишка. Кровь из носа, замаранная белоснежная рубашка. Оттого и загвоздка, оттого и не едут.
Несмотря на отсутствие жениха, дом продолжал бурлить приготовлениями. Из передней слышались перекрикивания занятых готовкой женщин. Многочисленные двоюродные и троюродные сестрицы носили тяжёлые блюда во двор, на столы, а там уже пировали заходящие беспорядочно соседи. Даже немого Гагарина с женой пригласили.
Бабушка заглядывала ко мне то и дело и спрашивала строго на родном языке:
– Так где же жених?
Но что я могла ответить? Нигде. Видно, нигде. Найти бы этого Тимура и выдрать ему противный бобрик. И куда подевался мой брат? Почему не разберётся, не отмутузит обидчика?
В окна комнаты то и дело барабанили поселковые девочки, пытаясь подглядеть за невестой. Одна из тёток распахнула окно, сыпанула наружу горсть шоколадных конфет. Девочки заликовали, закричали, подбирая с земли конфеты:
– Невеста, невеста! А можно тебя потрогать?
Я встала с кровати и подошла к окну, протягивая девочкам руки. Те запрыгали, роняя подобранные конфеты из ладошек и пытаясь до меня дотянуться:
– Красивая, красивая!
Сзади тем временем подошла Аида.
