– Что за бред?
– Клянусь! И только на третий раз, когда уже никто не верил, запрятали по-настоящему.
– Я очень рада, очень, – опять затараторила мать. – Пускай там сгниёт вместе с ремешком от своей проклятой кобуры. Адик, какой светлый мальчик!
– А что с его домом? – неожиданно оживился Марат.
– Адика? – взметнул брови отец. – Так его жена продала этот дом какому-то типу из полиции. Он сам пришёл и объяснил, бумаги показал.
– Представляешь, какая наглячка? – снова раскалилась мать. – Я её нашла на молочной ферме, думаю, дочка моей троюродной племянницы, работящая девочка, как раз для Адика, на ноги его поставит, а она! Мало того что детей забрала с концами, так ещё и втихую дом продала. А нам ничего! Всё себе в карман!
– А ты что хотела? Что ты чужие деньги считаешь? – заныл отец.
– И буду считать. Кто этого мальчика с детства одевал и кормил? Кто? Она, что ли? Пришла на готовенькое. Вот сейчас все молодые такие. Не успела замуж выйти, сразу квартиру ей подавай или дом и машину. А горбатиться за них семьи мужей должны.
– Ну всё, уже не остановится, – пробормотал про себя отец, доставая откуда-то из-под себя газеты.
– И машину Адика, и дом – всё этот полицейский купил.
– Не простой. Полковник, – вставил отец, не отрываясь от газеты.
– Полковник… Да хоть бы генерал. Не хочу я такого соседа. Теперь каждый день просыпаюсь от плохих снов. Думаю: а если этому менту под бампер взрывчатку поставят, то и в нас попасть может. Мы же рядом совсем.
– Да проверяет он бампер. Каждое утро выходит, проверяет, – точно так же, из-за газеты заметил отец.
– Проверяет он! Лучше бы он поменьше на свадьбах гулял, – не прекращала мать. – И людям носы не сворачивал. Привыкли пытать в своих подвалах…
– Ты о чём, мама? – удивился Марат, успевший отвыкнуть от материнского темперамента.
– А о том, что этот полковник или генерал, я не знаю, вернулся пьяный со свадьбы начальника…
– Из города, – вклеил отец.
– Да, из города, где мы, к сожалению, не живём, а печёмся в этом коровнике без навеса. И вот, вернулся он со свадьбы и пристал к сыну Мухтара. Ну, у которого ишемия и забор не крашенный два года, стыдно должно быть, куда жена его смотрит…
– Мама…
– Ну, пристал к сыну Мухтара. Типа: я из шестого отдела, а ты кто такой? С ним ещё дружки были, оттуда же. Ну, сын Мухтара, Алишка, он законы знает, сразу попятился и удостоверение попросил. Тем более что коньяком воняло на всю улицу. А полковник тут ему и врезал в нос с разлёту и нос сломал аж в трёх местах. И дружки навалились. Стали колошматить. Один по животу прыгает, другой на грудь сел верхом. Ужас! И удостоверение ему суют, издеваются, типа, смотри, любуйся. Но Алишка сумел одного ногами пнуть так, что тот в канаву отлетел.
– Ты сама это видела, слушай? – бросил отец газету. – Что ты сочиняешь?
– Мне Мухтар рассказывал. Сына изуродовали, а теперь дело хотят пришить за насилие в отношении представителя власти.
– Да этот сын за «железку» ходит, ещё неизвестно, чему их там учат. Просто так полицейский ни к кому не подойдёт…
– Ха-ха-ха, – громогласно засмеялась мать, – ты хоть сына не смеши, он у тебя адвокатом в Москве работает, ещё не такого навидался.
– Мама, ну я, конечно, навидался, но ты тоже кидаешься делать выводы. И дома, я давно заметил. Спрячешь куда-нибудь нужную вещь или деньги, а потом не можешь найти и сразу всех обвиняешь. Строишь сценарии: кто стащил, когда, каким способом.
– Правда, правда, – закрякал опять отец.
– Ну вот, пожалуйста. Приехал, чтобы мать пилить. С отцом заодно, – возмущённо замерла мать, до того активно переставлявшая посуду у раковины. – Ты тут особо не расслабляйся. Ты же знаешь, что банкетный зал снят на тринадцатое и деньги уплачены.
– Вот не надо сейчас…
– Надо. Иначе ты до старости не женишься. Как дед Исхак, который с ума сошёл и каждую ночь в могилу ложился вместо постели. И «ясин»
[8]
сам над собою читал.
– Ты хоть дай человеку отдохнуть, два дня в поезде трясся, – вступился за Марата отец.
– А ты, Асельдер, ему дурную услугу не делай. Сам-то куда без меня. – Потом как будто вспомнила о чём-то, метнулась к плите. – Всё, Марат, бери чай, я с чабрецом заварила. Пей, а я сейчас сбегаю за списком. И ты, Асельдер.
Мать хлопнула на застеленный японской клеёнкой стол тяжёлые чайные ложки, поднесла, держа за не успевшие нагреться краешки, горячие стаканы с чаем и умчалась, опять на ходу поправляя упрямые шпильки в посеребрённых годами волосах.
– Фуф, – выдохнул Марат, улыбаясь.
Отец не заметил его улыбки. Он сосредоточенно дёргал себя за мочку уха и молчал, задумавшись.
– О чём думаешь, отец?
– Я? – переспросил тот, очнувшись и пересаживаясь к столу. – Я думаю, что хорошо бы тебе от Русика этого балетного подальше.
– Ты что, отец?
– Мне его родные говорили, он на женщин вообще не смотрит. На борьбу не ходит. Вместо борьбы какие-то парные танцы у него, кадрили.
– Танго…
– Танго-манго. А прошлую зиму всё время плавать ездил в море, как больной. В ластах.
– Отец, умоляю, ты кого слушаешь? Русик – нормальный пацан.
– Тем более он у мечети за «железкой» живёт.
– Да он никак с религией не связан. Ему вообще всё это по барабану.
– Вот и это тоже плохо, если по барабану. Эти мечети тоже… Ты не знаешь, что вчера было?
– Да тут каждый день что-то.
– Короче, Духовное управление прислало за «железку» своего собственного имама. На замену тому, которого они после основания выбрали, ещё несколько лет назад. Из города, значит. И этот назначенный имам на «Приоре» прикатил, а с ним ещё много машин со спортсменами, автоматчиками. Чуть снова драка не случилась.
– А чего это Духовное управление обостряет?
– Раньше, наверное, им Халилбек мешал. Он же опекал эту новую мечеть, деньги давал. А теперь они думают, раз Халилбек в тюрьме, запросто можно своего человека поставить. Но народ такой сплочённый там оказался. Они своего имама на руках носят. И не пустили его сменить.
– Они все «вахи» в этой мечети? Вместе с любимым имамом?
– Откуда я знаю, Марат? Сейчас разве можно понять, кто есть кто. Но, думаю, зря муфтият так осмелел, что новых имамов вместо старых, избранных, силой навязывает. Халилбек тоже ещё выйти может.
– Всё-таки побаиваешься, – не удержался Марат, допивая чай.
– Ле
[9]
, ты что, думаешь, ты в Москве адвокат, значит, отцу можешь хамить, – вспыхнул отец.
