— Не опоздаем, если вы поторопитесь.
Дом на Флетчер-роуд стоял в полутьме. Поднялся ветер, и старые дубы стонали, царапая облака своими костлявыми пальцами. Мерцали китайские фонарики. Без четверти пять. Куча времени.
Она натянула на голову шерстяную шапку, вылезла из машины и пошла по гравийной дорожке, развевались полы ее дафлкота.
Я подождал, когда она войдет внутрь, потом достал мобильный телефон и снова включил его. Он пикнул и зачирикал: текстовые сообщения, пропущенные звонки, почтовый ящик — и все от миссис Керриган. Ей очень хотелось знать, почему я не появился вовремя с тремя тысячами, чтобы спасти свои коленные чашечки.
А с книгами за тридцать две тысячи я бы смог выкарабкаться…
Твою мать!
Полистал список контактов в поисках номера Генри Форрестера.
Тридцать две тысячи. И что это должен быть за человек, который украдет книги у мертвой девчонки?
Нашел номер, нажал кнопку и откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к гудкам.
Он ведь не собирается пропустить мой звонок, не так ли?
Так же верно, как и то, что я не собираюсь потерять свои ноги.
Щелк.
— Простите, что я не ответил на ваш звонок. А если хотите оставить сообщение… это ваше дело.
— Генри? Это Эш, Эш Хендерсон. Слушай, хочу тебе сказать, что завтра буду в Шетлэнде. Может быть, встретимся, выпьем по стаканчику или еще что-нибудь. Давно не виделись… — Закончил разговор.
Доктор Макдональд вынесла громадный красный чемодан и потащила его по гравию. Ее тетка шла за ней с двумя чемоданами поменьше. Я вышел и открыл багажник.
— Вы уверены, что у нас достаточно времени?
— Я вернусь через минуту. — Остановил «рено» рядом с бордюром и выключил мотор. — Все будет в порядке.
Она поковыряла приборную доску, потом сквозь ветровое стекло посмотрела на Кингсмит во всем его сером, приземистом, окраинно-микрорайонном великолепии. Придурок из четырнадцатого номера спустил с цепи немецкую овчарку побегать по улицам. Видно было, как у псины из-под шерсти проступали ребра, когда она остановилась под фонарем, чтобы сожрать какую-то дрянь из сточной канавы.
Доктор Макдональд облизала губы:
— Мне ведь не надо заходить, правда? Я не очень хорошо себя чувствую в…
— Незнакомых замкнутых пространствах — я помню. Оставайтесь здесь. Заприте двери, если хотите. — И выбрался в холод.
Едва я захлопнул за собой дверь, как она перегнулась через кресло и нажала на кнопку замка Потом сделала то же самое на своей стороне.
Овчарка подняла голову от сточной канавы и зарычала.
Я уставился на нее:
— Пошла на хрен.
Она затихла, прижала уши и, крадучись, исчезла в темноте.
Палисадник перед домом представлял собой вымощенный дорожной плиткой прямоугольник, огражденный по сторонам бетонным забором по колено высотой. Из стыков торчала пожелтевшая трава. По дороге к дому еще раз взглянул на часы — без пяти пять. Пятнадцать минут на сборы, час-полтора до Абердина — в зависимости от того, как будет загружена дорога…
Время поджимало. Паром отчалит ровно в семь, находитесь вы на нем или нет.
Я зашел, включил свет, захлопнул за собой дверь и только после этого заглянул в гостиную. На этот раз никаких признаков Паркера. Может, этот бестолковый ублюдок наконец свалил и нашел работу?
Неужели мне так повезло?
Наверх.
Чемодан на колесиках лежал на платяном шкафу. Я снял его, бросил внутрь несколько пар носков, несколько трусов, набор для мытья из ванной, пару джинсов из стоики в углу, все эти напроксены, диклофенаки и трамадолы из прикроватной тумбочки и покрытую пылью книгу в мягкой обложке с подоконника.
Что-нибудь еще? Так, Шетлэнд в ноябре — джемпер. Где-то здесь лежало это убожество крупной вязки. Мать Мишель подарила мне ею на Рождество.
В комоде нет. Куда, черт возьми, я мог его…
Позади меня скрип половиц. Я замер.
— Вроде собрался куда-то? — Мужской голос, низкий, доносился с маленькой лестничной площадки наверху.
Я застегнул молнию на чемодане, закрывая все, что было внутри:
— Мама не научила стучать, когда входишь?
— Да просто мне кажется, что кое-кто собирается ноги делать.
Я повернулся, не делая резких движений, стараясь, чтобы были видны мои руки:
— У тебя имя есть?
Мужчина на лестничной площадке улыбнулся, обнажив в оскале желтые зубы. Лицо у него было какое-то кривое, угловатое, все в шишках и слегка перекошенное. А еще оно было покрыто оспинами и шрамами. И еще он был очень здоровый.
— Можешь называть меня Мистер Боль.
Серьезно? Мистер Боль?
Уголки моего рта дернулись, но я взял их под контроль.
— Тогда скажите мне, Мистер Боль, этот визит дружественный или недружественный?
Он вынул руку из-за спины. В ней он держал металлическую трубу футов двух длиной, на конце которой под разными углами были приварены болты и гайки. Современный эквивалент того, что можно соорудить из пары гвоздей и бейсбольной биты, что-то вроде сантехнического пернача.
[63]
Явно, визит был недружественный.
— Так ты у нас плохой мальчик, да? Просрочил платеж.
— Зря время теряешь. — Я слегка наклонился, перенося вес тела и передвигаясь ближе к кровати. — Мне нужно время, чтобы деньги собрать.
— А вот это не моя проблема, правда ведь? — В воздухе, вибрируя колючками, мелькнула труба.
Я упал на колено и опрокинулся на бок. Что-то задело мое левое плечо, и лампа, стоявшая на тумбочке, взорвалась керамической шрапнелью. Я выбросил вперед ногу, но Мистера Боль на прежнем месте не оказалось.
Я упал на кровать и перекатился по ней, а булава лупила по матрасу, и пружины пели от ударов. Упал на пол с другой стороны, посмотрел вверх.
Труба неслась к моему лицу.
Я дернулся, врезавшись головой в стену, и пернач пролетел мимо. Его перья рассекли воздух меньше чем в дюйме от моего носа.
Господи, этот ублюдок был очень быстрый.
Теперь удар наотмашь. Из подоконника полетели щепки — пернач прорубил дерево и врезался в штукатурку как раз в том самом месте, где должна была находиться моя голова, если бы я не отшатнулся в сторону.
Быстрый и сильный.
Еще один удар, и коллекция книг в бумажных обложках разлетелась в разные стороны — бумажные крылья трепетали, опускаясь по спирали на пол.
