— Он ушел? — спросила она тихо.
Рона вытащила блокнот:
— Вы кого-нибудь видели?
Кивок, каштановые кудри качнулись.
— Было темно — я не видела его лица, но на нем были толстое пальто и шерстяная вязаная шапка. А что, если он вернется обратно?
— Патрульная машина будет наведываться сюда всю ночь. А сейчас, если вы ничего…
— Эш, пожалуйста, останьтесь, в смысле, здесь много свободных комнат, и я не хочу остаться в одиночестве, если он вернется. Тетя Джен забрала собак с собой, и что, если это был не просто взломщик, что, если это был… кто-то приходил за мной?
Рона расправила плечи:
— Думаешь, что ты какая-то особенная, так, что ли?
— Я только…
— Ты думаешь, что Мальчик-день-рождения за тобой охотится, потому что… — Рона продолжила театрально-трагическим голосом: — Потому что ты единственная, кто может остановить его! — Хрюкнула. — Ты что, серьезно?
— Это не…
— Такое только в фильмах бывает, Принцесса. Серийные убийцы полицейских не преследуют, они их, наоборот, как огня боятся.
Доктор Макдональд сделала шаг назад:
— О… — Прикусила нижнюю губу. Отвела взгляд в сторону.
— Все в порядке, Рона, хватит. Она не виновата в том, что испугана.
— Да ладно вам. Тут но всему видно, что она это подстроила, чтобы привлечь внимание. Сама могла дверь расцарапать, да и описание не самое…
— Я сказал, хватит.
Доктор Макдональд еще сильнее прижала игрушку к груди:
— Пожалуйста, Эш?
— Ей богу, шеф, я ведь что говорю — никакой это не Мальчик…
— Пожалуйста?
Я лежал на кровати на спине, в темноте, в незнакомой комнате, и смотрел на полоску света, двигавшуюся по потолку, — свет фар проезжавшей мимо машины.
Столько времени ничего не было, и вдруг появился этот Стивен Уоллес. Пусть это будет он. Пусть этот ублюдок окажется им.
Я провел пальцами по поверхности маленькой бархатной коробочки, которую дал мне Крошка Майк. Шершавая в одну сторону, гладкая — в другую, и маленькая ложбинка в том месте, где крышка и корпус коробочки соединяются.
Пусть Стивен Уоллес будет той сволочью, которая убила Ребекку.
Четыре года поисков, вранья и ожиданий. Четыре года, когда все рухнуло. Четыре года молитв за возможность схватить ублюдка. Быть рядом, когда он сделает признание, и наблюдать за ним до самого конца его убогой жизни.
Стук в дверь.
— Эш?
Я сунул коробочку под подушку:
— Да?
Дверь открылась. Снаружи стояла доктор Макдональд во фланелевой пижаме, копна кудрей на голове.
— Я хотела… — Кашлянула. — Спасибо, что вы остались.
— Попытайтесь поспать, о’кей?
— Вы великолепный отец. — Закрыла дверь, снова оставив меня в темноте и в одиночестве.
Я схватил его за горло и сжал руки.
Суббота, 19 ноября
34
По дому плыл запах поджаривающегося бекона, я как раз вытаскивал носки из кучи моей одежды на полу. Понюхал их. Сойдет еще на один день. Хотя нужно будет зайти к Роне, забрать чистую одежду. Кожа, все еще влажная после душа, покрылась мурашками.
Надел один носок, и тут зазвонил мобильный телефон: «МИШЕЛЬ».
Закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Отличное начало дня. Но все равно ответил, постарался говорить дружелюбно:
— Она опять с тобой…
— Ты, мать твою, опять в какие-то игры играешь, а? Я одна воспитываю твою дочь, и это очень непросто, а ты мне каждые две минуты дерьмо подкладываешь!
Я плюхнулся на край кровати, взял второй носок:
— Доброе утро, как у тебя дела?
— Хватит меня подначивать, Эш Хендерсон, ты прекрасно знаешь, что Кети вышибли из школы. Скажи мне, как я могу заниматься воспитанием, когда ты таким дерьмом занимаешься?
Откуда-то снизу послышался голос доктора Макдональд:
— ЭШ? ЗАВТРАК ПОЧТИ ГОТОВ. ЧАЮ ХОТИТЕ?
— Я прекращаю разговор, Мишель. — Я натянул второй носок.
— И это что, твой ответ на все? Сбегаешь. Ты не можешь взять Кети и не сказать мне!
— Взять? Я никого не брал. Какого черта ты…
— Безответственный засранец. И почему я подумала, что ты изменился?
— Кети не с тобой? — Скрутило живот.
— Я вообще не понимаю, почему я должна беспокоиться, ведь ты…
— Мишель! Ты не могла бы заткнуться на пару секунд. Где Кети?
Пауза.
— Она у тебя дома.
— Нет, ее нет там.
— Она пишет в записке, что…
— У меня там все заколочено — затопило все, и меня там не было со вчерашнего утра. Как ты могла выпустить ее из ноля зрения?
— Эш? — На другом конце линии послышался глухой удар. — О господи, а что, если она убежала? Что, если она сбежала, как Ребекка? Что если мы больше никогда не увидим нашу девочку?
Нет. Только не это. Только не снова. Я сглотнул:
— Ты сказала, что она оставила записку.
— О господи, Эш, что, если она убежала?
— Записка, Мишель! Что она в ней написала?
— Я накричала на нее, когда пришла домой. А что мне было делать, когда ее из школы выгнали!
— Она, наверное, дуется на нас, наказывает за то, что мы не встали на ее сторону в этом деле со школой. Кети, скорее всего, дома у кого-нибудь из ее друзей. — Пожалуйста, пожалуйста, пусть она будет у друзей! — Прочти мне эту чертову записку!
— Я накричала на нее…
— Мишель, успокойся, пожалуйста, и…
Стук. Дверь распахнулась.
В холле стоит доктор Макдональд, в синем передничке поверх ее обычных полосатой блузки и джинсов. Держит в руках чашку чая.
— Подумала, что вы могли бы… — Ее щеки покрылись румянцем, а глаза полезли на лоб. Уставилась на меня.
А на мне не было ничего, кроме нары носок, и телефон к уху прижат.
— Ой! — Она резко развернулась. — Извините… Я… Завтрак на столе…
Натянул на себя брюки:
— Да отвечай же, черт возьми!
С другого конца линии гудки, гудки, потом:
— Олдкасл четыре девять шесть ноль три два семь? — Мужской прокуренный голос.
