– Видите, джентльмены, – начал он, кивком указывая в ту сторону, – вот где рукопись…
Тут он вдруг резко переменился в лице, отшатнулся назад и в недоумении уставился на открытую, богато украшенную, круглую шкатулку. Глаза его широко распахнулись от удивления. Мы с Холмсом подались вперед, следуя за направлением его взгляда. Перед нами лежал толстый фолиант, искусно переплетенный в коленкор и шелк.
– Евангелие! – вскрикнул принц. – Они вернули Зографское евангелие! Мистер Холмс, несмотря на все мои усилия, слухи о вашем приезде распространились по стране, посеяв панику среди похитителей.
Некоторое время принц молча смотрел на тайник, как будто нахлынувшие чувства лишили его дара речи. Затем голосом исполненным глубокого чувства он проговорил:
– Благодаря вам темные тучи над моей головой начинают рассеиваться. Впору давать feu de joie
[25]
.
Глава одиннадцатая,
в которой Холмс допрашивает принца
Забрав из ларца древнюю рукопись, принц повел нас обратно к автомобилю. Мы возвращались в Софию. Чтобы успокоить общество и положить конец недобрым слухам, следовало выставить евангелие в синем шелковом чехле на всеобщее обозрение, разумеется под охраной.
Почти час Холмс, устроившийся позади, хранил молчание. Оглянувшись на него, я понял, что он обдумывает этот неожиданный поворот событий. Наконец сыщик нарушил тишину:
– Ваше высочество, я хотел бы задать вам один вопрос и получить на него более-менее исчерпывающий ответ. Почему вы хранили евангелие в пещерной церкви, так далеко от Софии?
Принц глянул через плечо с конфузливой улыбкой:
– В народе верят, что демонический дух из преисподней, именуемый папой римским, изгнал из пещер православных монахов и присвоил себе их обитель. Даже я, как вы видели, не посмел войти в пещеру без цветущей ветви священной яблони. Местные жители убеждены, что подземный мир, куда можно проникнуть через пещеры, где-нибудь в горах или на холмах, населен невидимыми сущностями, бесплотными духами: феями, эльфами и особенно демонами. Три птицы живут в пещерах, и своим пением они воскрешают мертвых, а живых отправляют в мир теней. Вся моя страна окутана плотным туманом суеверий. Даже если бы воры прослышали, что я храню в Каменном Алтаре слитки чистейшего золота, они и тогда шагу не сделали бы внутрь пещеры.
– Это единственная причина? – не отставал мой друг.
– Кроме всего прочего, эксперты – ни больше ни меньше как хранители Британского музея – заверили меня, что подобные пещеры – идеальное хранилище для древних пергаментов.
– И почему же? – спросил Холмс с интересом.
– Как вы с доктором, должно быть, заметили, воздух здесь чистейший, без единой пылинки. Внутри всегда царит полумрак, а температура воздуха на такой глубине остается достаточно низкой в любое время года, – закончил принц.
– А какая здесь температура? – полюбопытствовал я.
– Градусов одиннадцать-двенадцать по Цельсию, причем всегда.
Холмс продолжил расспросы:
– Как давно здесь хранилось евангелие?
– С моего восшествия на престол.
– Напомните, пожалуйста, сколько лет?
– Двенадцать.
– Понятно, – изрек сыщик с загадочным видом.
В последующие два часа никто из нас не проронил ни слова. Наконец принц объявил, что пора бы сделать привал и немного передохнуть. Он остановил машину на берегу прозрачного холодного ручья, чье журчание напоминало песни ласточки. Выбравшись из авто, принц подал кому-то знак, и тотчас же из кустов навстречу нам двинулась вереница слуг. Двое установили большой зеленый зонт, остальные проворно извлекли из ящиков богато украшенное ведерко со льдом для вина, три мелкие тарелки позолоченного серебра эпохи Регентства и такие же щипцы для салата. Еще один ожидавший своей очереди слуга поставил на стол несколько серебряных глубоких блюд с крышками.
– Для вас, мистер Холмс, – сказал гостеприимный хозяин, – ломтики ростбифа, а еще политый патокой бисквит с ванильным заварным кремом. А вы, доктор Уотсон, надеюсь, отдадите должное копченому шотландскому лососю. Кажется, именно эти блюда вы заказывали у Симпсона, в «Большом сигарном диване»? – Он вздохнул и с ностальгической ноткой в голосе проговорил: – Как сейчас вижу… Хрустальные люстры, стены обшиты лаковыми панелями, подвергнутыми французской полировке, на сервировочном столике развозят ростбиф, нарезаемый на ломтики. – Он указал рукой на макушку горы Витоша, возвышающуюся вдали. Солнце медленно заходило за горизонт, и ее белые вершины окрашивались в розовые и оранжевые тона: – Когда я там, меня тянет сюда. Когда я здесь, мне не терпится оказаться там. Нигде я не знаю покоя.
Глава двенадцатая,
в которой допросу подвергаюсь я
Принц довез нас до отеля «Паначев» и простился, попросив:
– Доктор Уотсон, когда станете описывать наши приключения, не забудьте уделить несколько строк моей персоне, хоть я и понимаю, что лучшие страницы должны быть посвящены вашему другу. Надеюсь, я вам не наскучил.
С этими словами он удалился под недовольное кукареканье рогатого петушка, который все это время маялся на багажнике.
«Паначев» представлял собой ветхое желтое четырехэтажное здание посреди живописных садов в самом конце длинного бульвара. Жарким днем в комнатах сохранялась прохлада благодаря плотно закрытым ставням. Глубокие трещины на фундаменте напоминали о нередких землетрясениях. Хотя эта гостиница считалась лучшей среди немногочисленных отелей Софии, при строительстве ее использовали недостаточно хорошо выдержанное дерево, и здесь кишели неприятные насекомые, мешавшие нам спать.
Мы решили задержаться в Софии на день-два, чтобы мой друг мог поучаствовать в первом конкурсе Шерлоков Холмсов. Кроме того, мы были приглашены британским послом в театр «Альгамбра» на спектакль королевской труппы.
Несмотря на неожиданное возвращение евангелия, принц настоял на том, чтобы мы оставили себе солидный гонорар. Кроме того, наш щедрый клиент подарил мне фотокамеру фирмы «Сандерсон», красного дерева, с мехами, которая путешествовала с нами в пещеры, но так и не покинула пыленепроницаемый футляр, оставшись на крыше фургона.
Я решил воспользоваться ею на обратном пути, дабы запечатлеть для потомства альпийские пейзажи, на фоне которых Холмс одержал великую победу над злом, иначе говоря – окрестности Рейхенбахского водопада, ставшего могилой профессора Джеймса Мориарти.
Переодевшись к обеду, я нашел Холмса сидящим у окна. Он глядел на улицу с самым суровым видом. Посреди стола лежала раскрытая газета на английском языке. Сыщик указал на нее:
– Уотсон, это нам оставил сэр Пендерел. Он отметил кусок на второй странице.
Мой взгляд упал на набранный жирным шрифтом заголовок:
