Пирожное выглядело невероятно прекрасным. Неужели такое можно сделать руками? И не просто сделать, а – для нее?
Она опустила пирожное обратно в коробку и, рывком поднявшись с кровати, начала одеваться, натянула еще один свитер, а стильным сапожкам на каблуках предпочла теплые непромокаемые сапоги, поскольку… ну, на улице холодно, и вообще обещали снегопад. И вдруг ее охватило… смирение. Она закуталась в самую толстую куртку, испытывая особую нужду в ее мягкой комфортной подкладке перед этой рискованной вечерней прогулкой, и вышла на улицу.
Свет в кондитерской Лионне уже не горел. Грегори как раз запирал двери.
Магали остановилась рядом, засунув руки в карманы. На одном из ее запястий покачивался пластиковый пакет с рекламой обувного магазина.
Отойдя от двери, Грегори увидел ее. Он помедлил, явно удивленный, и направился к ней.
– Филипп ушел домой.
Ох. Магали поглубже зарылась руками в карманы, елозя по их дну костяшками сжатых в кулаки пальцев.
– А где… – Ее голос сорвался. Она откашлялась. – А где это?
Дом с названным ей адресом находился в квартале Марэ. Не слишком далеко. Дойти можно меньше чем за десять минут. Но придется перейти по мосту за реку, покинуть остров.
Она вновь зарылась руками в карманы, когда Грегори пожелал ей «bon soir», так печально улыбнувшись, словно сказал «adieu»
[101]
– прощаясь с ней навеки. Улица затихла в вечернем покое. По вечерам на острове обычно становилось очень тихо. В квартале Марэ шуму наверняка будет больше. Гораздо больше. День святого Валентина выпал на пятничный вечер, и влюбленные парочки заполнят рестораны и бары или будут шататься по холодным улицам, согревая друг друга в пылких объятиях.
Пока она еще медлила, стоя посередине своей молчаливой улицы. Холод вгрызался в нее, напоминая о дразнящем посуле снегопада.
Подавив сомнения, Магали вздернула подбородок и отправилась в путь.
Смеющиеся парочки проходили мимо нее в романтическом настроении, заражая таким же настроением и ее, но она продолжала медлить, поглядывая на выстроенное в семнадцатом веке здание, где сейчас жил Филипп, и впервые не испытывала потребности собраться с силами и не падать духом. Впервые вид незнакомых прохожих воспринимался ею… спокойно. Все они казались ей очаровательными, и захотелось стать одной из них, влиться в этот людской поток и прогуливаться с кем-то под ручку. Не просто с кем-то, а с одним вполне конкретным человеком.
Глубоко вздохнув, она нажала кнопку домофона с номером квартиры «ЗВ» и, услышав в ответ отрывистое «Oui?
[102]
», вдруг почувствовала, что не может произнести ни звука. Она судорожно закашлялась.
– C’est… – Магали помедлила, давясь и всеми силами стараясь убрать из голоса хрипоту. – C’est Magalie
[103]
.
В ответ – бурный задушенный вздох. Дальше – щелчок дверного замка. Она толкнула дверь и вошла в фойе.
Филипп встретил ее на площадке первого этажа, сбежав вниз по лестнице в одной футболке и джинсах. Без обуви. Босиком.
Увидев ее, он замер на месте.
– Магали.
Они молча ели друг друга глазами.
Какая-то дверь неподалеку от них открылась, и вышедшая из квартиры парочка вежливо кивнула Филиппу и – за компанию – Магали, не обойдя благоразумно-сдержанным взглядом босые ноги соседа. Судя по одежде, парочка собралась провести вечер в городе. Ах да, вечер-то в Париже только еще начинается!..
Филипп не вспомнил бы, кивнул ли он соседям в ответ. Сосредотачиваясь на чем-то, он обычно больше ничего и никого не замечал, а сейчас все его мысли сосредоточились на ней.
– Пойдем, – сказал он и протянул ей руку.
Ей показалось, что он сейчас потащит ее за собой вверх по лестнице, но ничуть не бывало.
Ее губы дрогнули, сложившись в кривоватую понимающую усмешку. Он же получил королевское воспитание! И в его сознании давно укоренились правила этикета, предписывающие подниматься по лестнице вслед за дамой, а спускаться – опережая ее на шаг. На случай, если она вдруг оступится или споткнется.
Он протянул к ней руку, коснувшись пакета, который болтался у нее на запястье. Он предлагает ей отдать ему пакет? Магали молча покачала головой и, ощущая спиной его близость, продолжила подниматься по ступенькам.
Прямо с порога его квартиры открывался вид на просторное жилое пространство с паркетным полом, ограниченное лишь большими окнами, сквозь которые проникал свет разноцветных огней оживленной уличной жизни, проходившей несколькими этажами ниже. Опущенные шторы и жалюзи за окнами такого же старинного здания на противоположной стороне улицы подсвечивались внутренним сиянием электрических ламп. Раздвинутые шторы на окнах в квартире Филиппа вызвали у нее чувство необычайной беззащитности. Однако светильники в его гостиной не горели, поэтому снаружи никто не мог ее увидеть. И комната слабо освещалась лишь благодаря уличным огням.
Медля начать разговор, Магали отошла к окну. Звук шагов по паркету приглушал толстый ковер в середине комнаты. «Я пришла с миром» – казалось, шептали ему ее отсутствующие каблуки.
– Хочешь, я задерну шторы? – Голос Филиппа прозвучал прямо у нее над ухом.
Она не вздрогнула. Хотя босые ноги ступали почти беззвучно, она ощущала его незримое присутствие за спиной. Точно так же, безусловно, зебра нутром чует крадущегося за ней льва. Образ зебры продолжал раздражать ее, выводя из себя.
– Никто нас не увидит, если мы не станем включать свет.
Любому рискнувшему выйти из дома оживленная уличная жизнь обещала веселье. И одно только созерцание праздничной улицы уже придавало вечеру волнующе-приятную атмосферу. Сегодня Магали рискнула покинуть свое уютное гнездышко, где начала чувствовать себя удручающе одиноко.
Обстановка его квартиры производила впечатление утонченной добротности, безупречный современный дизайн в приглушенных тонах. Толстый ковер, по которому она уже прошлась, к примеру, радовал взгляд насыщенным серебристым цветом. Спокойная палитра удивила ее, учитывая то, какие яркие драгоценные оттенки и броские формы он обычно использовал в своих кулинарных изделиях. Неужели в уединении ему тоже хочется чего-то более спокойного? Или такая приглушенная сдержанность служит превосходным фоном для его потрясающих ярких творений?
Она повернулась, обнаружив, что он внимательно смотрит на нее с расстояния вытянутой руки. Филипп не отступил в сторону, предоставляя ей бо́льшую свободу действий. Хотя и не приблизился, пытаясь отгородить ее от всего окружающего мира, как поступал раньше. Он ждал. На его шее отчетливо пульсировала жилка.
– Могу я помочь тебе снять куртку? – спросил он, и она стрельнула в него взглядом.