Гладышев послушно опустился на скамейку. На ту самую, где утром двадцать первого июня Дружников протирал штаны, поджидая жертву.
— Ну? И кто у нас на этот раз? Попал?
— Попал у нас киллер, — Петрухин поцокал языком. — Ох и хорошо попал!
— Ты поэтому назначил мне романтическое свидание возле дома покойного?
— В общем, да.
— Знаешь, Дима, символизм как жанр меня не слишком привлекает.
— Чего сказал?
— Я говорю, что не вполне понимаю, каким образом мы ему теперь можем помочь?
— А помогать мы собираемся не взывающему ко мщению призраку Червеня, а вполне себе живому ключевому свидетелю Грибкову.
С этими словами Дмитрий протянул оперативнику давешнюю «макаку». Со статьей о подвиге героя.
— Ну да. Был я на этом мероприятии. А в чем событие?
— А событие в том, что я общался с автором материала. Как выяснилось, мы с ним… хм… немного знакомы.
— И чего?
— А того, что, поскольку заказанный под статейку газетный объем был невелик, в нее не вошла одна вкусная подробность.
— Что за подробность?
— Журналист кулуарно поинтересовался: что привело нашего героя на место, в котором вскоре разыгралась кровавая драма? В ответ герой сумбурно поведал, что в этот час поджидал неподалеку свою женщину. Которая якобы вот-вот должна была выйти из дома.
— Я в курсе. По-моему — ненаказуемо?
— Адресочек дамы сердца вы, естественно, не записали и визитов к ней не наносили, так? — невозмутимо поинтересовался Дмитрий.
— На фига? Ты, вообще, к чему клонишь?
— А еще, — Петрухин ткнул пальцем в статью. Точнее, в иллюстрирующую ее картинку, — у Грибкова очки. И отнюдь не солнцезащитные. Теперь понимаешь?
— Нет, — честно признался Гладышев.
— М-да, товарищ Жора, налицо все признаки синдрома выходного дня. Давай-ка, дружище, переводи мозг из субботнего режима в будничный!.. Вспомни, ты же сам нам с Лёнькой рассказывал, что вы изъяли видео со всех камер наблюдения, выходящих на кусок Фурштатской. По всему маршруту от подъезда до тачки Червеня. Так?
— Допустим.
— А тут и допускать нечего! Загримированный киллер Дружников красуется на записях ажно трех камер. Однако никаких «грибковых», я так понимаю, камеры окрест почему-то не выхватили? А коли так: где, скажи на милость, тусил наш влюбленный слепошарый герой?
Оперативник задумался:
— Знаешь, а ведь мне это как-то и в голову не пришло… Погоди! Но, может, он ждал свою бабу в подъезде на лестничной площадке? В машине, наконец?
— У Грибкова есть машина? Проверяли?
— Нет. В смысле — не выясняли.
— Обратно прокол. Но все равно: если бы свидетель сидел в машине поблизости, тогда камеры должны были зафиксировать, как он из нее выбирается, запирает салон и падает на хвост киллеру. Логично?
— Более-менее.
— И на том спасибо. А вот если Грибков все-таки находился в машине, но чуть дальше, равно как если он отирался у окна на лестничной площадке, что мы получаем с гуся?
— Что?
— А получаем мы, что хрен бы твой очкарик чего углядел! — торжественно предъявил козырного туза Петрухин.
Туза этого он выпестывал с вечера прошлого дня. Когда, влекомый оперским чутьем, подорвался сперва сюда, на место былого преступления, а затем поехал на встречу с журналистом Соболевым.
— Ты пойми, Жора! Само событие заняло пару-тройку секунд, вряд ли больше: киллер подошел к тачке Червеня, наклонился, выстрелил, выпрямился, ушел. Даже при стопроцентном зрении на расстоянии это смотрелось как… Как «огоньком не угостите?». Теперь врубаешься?
— Хочешь сказать, Грибков врет? — ошеломленно спросил Гладышев.
— Наконец-то дошло! Именно! Либо врет, либо действительно видел, но… хм… как-то иначе.
— «Иначе» в твоей интерпретации это как?
— А я почём знаю? — чуть подсдулся Дмитрий. В его логическом выстраивании картины произошедшего момент «явления Грибкова» продолжал оставаться самым слабым звеном. — Например, вооружившись оптикой. Или еще как-нибудь. В любом случае, согласись, при таких раскладах — немного другая история вырисовывается?
— Согласен, — в глазах оперативника запоздало зажглись огонечки профессионального азарта. — Раз пошла такая пьянка, надо выдергивать Грибкова на повторный допрос. И колоть!
— Вам бы всё колоть, — проворчал Петрухин. — Сначала своими руками героя из него слепили почти всесоюзного масштаба. Вон даже часы казенные подарили. А теперь этими самыми часами готовы ему же, да по сусалам. И хорошо еще коли так. А не куда пониже да поглубже. Так сказать, ректально. А что? Прецеденты случались.
— Борисыч, кончай глумиться! Думаешь, то была моя инициатива?
— Знаю, что не твоя. Иначе я бы другие эпитеты подобрал… Но тут ты прав — переговорить с Грибковым — по новой, да пожестче — безусловно, следует. Вот только перед этим неплохо бы провернуть одно дельце. Собственно, за этим я тебя и высвистал.
Гладышев посмотрел на Дмитрия дружелюбным, но настороженным взглядом:
— Что за дельце?
— Предлагаю для чистоты эксперимента повторить весь путь отхода Дружникова. Вплоть до перекрестка, на котором его взяли доблестные гайцы.
— А смысл?
— Вот ты, Жора, веришь в мистику? И в прочий подобный оккультизЬм?
— Не особо.
— И я не верю. Ну не с неба же свалился прямиком на Фурштатскую Грибков! Где-то, в какой-то точке, в то утро он должен был объявиться, засечь преступление и потянуть киллера. Так?
— Допустим.
— Хм… Опять ты свое «допустим»!.. Я к чему клоню: микрорайончик здесь — сплошь офисно-магазинный. А значит — все взрослые, все с камерами слежения. Времени прошло не слишком много, и теоретически записи от 21 числа у кого-то могут сохраниться.
— Да понял я, понял, к чему ты клонишь. Я ведь только с виду произвожу впечатление идиота.
— Самокритичное отношение к себе — это хорошо, это правильно. Итак: предлагаю в поисках видеофиксации следов свидетеля расширить, как выразился бы телеведущий Дроздов, ареал его возможного обитания.
— А тебе не приходила в голову такая простая мысля, что эта работа — она на пару дней и для цельной бригады?
— Фигня! Глаза на стрёме боятся, а ноги — делают! Опять же, нас интересует строго конкретный временной интервал хронометражом не более двенадцати минут… Не скажу за производительность бригады, но с подобной работенкой я справился бы часика за два.
— Так уж и за два? — усомнился Гладышев.
— Я бы с тобой, Жора, забился на спор. И показал — как это делается в Одессе и ее городах-побратимах: Кишиневе, Стамбуле и Хайфе. Вот только с некоторых пор лишен полномочий в лице полицейской ксивы.
