Вот какую живописную историю сейчас мог бы поведать Антон Купцову.
Мог — но предусмотрительно не стал…
— …что же вы молчите, Антон Евгеньевич? Я ведь, кажется, задал вам вполне конкретный вопрос, — нетерпеливо напомнил Купцов.
— А?.. Что?.. Ах да!.. Короче, я возвращался от больного товарища и совершенно случайно наткнулся на улице на Нюшку…
Пока Старостин сбивчиво излагал альтернативную версию встречи с бывшей женой, продолжавший сидеть в прихожей Петрухин успел раскурить третью подряд сигарету. Пепел он стряхивал прямо на пол и окурки, не мудрствуя, тушил о грязный линолеум. Сквозь щель приоткрытой двери он отлично слышал разговор в комнате.
Дмитрий слушал, отметая шелуху и фиксируя узловые моменты рассказа Старостина. Одновременно он по привычке осматривал прихожую. И вскоре на тумбочке под зеркалом с трещиной заметил нечто весьма интересное.
— …вы понимаете, как это оскорбительно, Леонид Николаич? Я же просил в долг. Всего лишь в долг! Я долги всегда отдаю… это мой принцип, в конце-то концов. А она швырнула мне эти несчастные пять сотен, как подачку, наговорила гадостей и ушла. Я был просто в шоке. Вы меня понимаете?
— Дальше, — проигнорировал вопрос Купцов.
— Позвольте сигаретку… мои, знаете ли, кончились… Благодарю. Так вот, я был в шоке. Да еще и расстроен болезнью товарища. Одно к одному, как говорится… А в том кафе, в которое меня буквально затащила Нюшка, был совершенно дикий ценник. И я решил перейти в другое заведение, неподалеку. Где еще немножко выпил, чтобы снять стресс этот, эту чудовищную тяжесть, и принялся размышлять о превратностях судьбы… Вы меня понимаете?
— Дальше. Что было дальше? — теряя терпение, подгонял поэта Леонид…
Флешбэк
И в этот момент к моему столику подсел тот самый мужик. Уверяю вас, совершенно случайно! Просто в зале не было свободных столиков, и он выбрал тот, за которым сидел одиночка. То бишь ваш покорный. Для порядка поинтересовался: «Вы позволите?» — ну я и позволил, мне-то что?
Я попытался завести с ним разговор. Знаете, как это бывает? Порой так остро хочется непритязательного общения, простого человеческого участия… Но из этой моей попытки ничего не вышло. Мужик сидел как сыч, пил кофе и все поглядывал на дверь… Если честно, меня бесят такие люди! Не зная души человека, они с ходу, они заранее относятся к тебе нарочито пренебрежительно, предвзято.
Вот тогда я допил свой коньяк и сформулировал вслух, исключительно для самого себя:
— …лишний раз убеждаюсь, что в снисходительности нет и следа человеконенавистничества. Но именно поэтому слишком много презрения к людям.
— Ницше? — удивился Русаков и посмотрел на Антона с любопытством.
Чего, собственно, тот и добивался.
— Ницше.
— Что же ты так опустился-то, философ?..
Так промеж двух случайно пересекшихся одиночеств завязался разговор. Хитрый Антоша Старостин в тот раз, что называется, попал в цвет — была и халява, и даже еще пятьсот рублей «в долг». Но одновременно имела место и долгая беседа о Нюшке. Подливая Антону коньяк, мужик выспросил все, что хотел… На самом деле «непризнанный гений» догадывался, что интерес случайного знакомого совсем не случаен. Догадывался, он ведь был далеко не дурак. Но… лился рекой халявный коньячок, в кармане лежали взятые «в долг» бабки. А потому, внутренне посмеиваясь, благородный Антоша с азартом рассказывал случайному знакомцу самые интимные подробности о своей бывшей жене…
Естественно, Купцову эти моменты поэт-неудачник изложил несколько иначе. Вернее — совсем иначе, выставив себя эдакой жертвой женского коварства. Леонид в ответ кивал, порой задавал незначительные уточняющие вопросы.
— Хорошо, Антон Евгеньич, я вас услышал. Вы шли от больного товарища, встретили на улице жену, пригласили ее в кафе. Она вас оскорбила, и вы от расстройства стали на ее деньги выпивать.
— Позвольте! Я взял в долг! — тотчас поступила вербальная поправка от типа оскорбленного поэтического достоинства.
— Отдали? — уточнил Леонид и «оскорбленное достоинство» потупилось. — Впрочем, это неважно… Далее: в кафешке вы познакомились с мужчиной по имени Андрей и, будучи в «растрепанных чуйствах», пожаловались на низость женскую… Неразумно, но и без умысла поделившись с ним подробностями о богатстве семьи Московцевых. В частности о сабле восемнадцатого века.
— Но я же не знал тогда, что…
— А я вас и не обвиняю. Так, теперь мне нужно, чтобы вы рассказали о своём визави в кафе. Что вы еще о нем знаете? Помимо того, что его зовут Андрей.
— Ничего я про него не знаю. Андрей — и все. Высокий, седоватый, на руке перстень с черным камнем… Ницше читал.
— Ницше читал? Это хорошая примета. По такой-то примете мы его легко найдем.
— Я понимаю вашу иронию. Но вот честное слово, я ничего больше не знаю.
Купцов встал, прошелся по комнате. И настороженно наблюдавший за ним Старостин с потаенной надеждой брякнул явную глупость:
— Вы уже уходите?
— «Отнюдь наоборот», как любил выражаться один мой коллега, — покачал головой Леонид. — Отнюдь наоборот, Антон Евгеньевич. Мы с вами только-только начинаем общение.
— Но ведь я уже все рассказал!
— Нет, дорогой мой, не все… далеко не все.
— Вы думаете, я лгу? — оскорбился Старостин.
Он даже собрался огорошить Купцова какой-нибудь цитатой. Из того же Ницше.
Но не успел.
— Нет, я не думаю, что вы лжете… тем более что весь ваш рассказ поддается проверке. Просто я думаю, что вы упустили часть фактов. Это нормальное явление. Человек слушает, но не слышит. Он просто-напросто не придает значения тому, что говорит собеседник.
— Но Андрей и в самом деле ничего о себе не рассказывал!
— Так не бывает, — сказал Купцов. На самом-то деле он отлично знал, что бывает. Еще и как бывает. И даже хуже бывает: человек подбрасывает ложные сведения о себе. — Так не бывает, Антон Евгеньич. Сколько времени вы общались?
— Э-э… трудно сказать. Думаю, минут сорок пять, час. Навряд ли больше, — ответил Старостин, беря без спросу сигарету из пачки Купцова.
— Ну вот видите! Час вы с ним беседовали. А может, и больше. И что, за целый час роскоши человеческого общения ни разу не поинтересовались, кто ваш собеседник? Откуда? Чем занимается?
Купцов стоял спиной к Антону и глядел в окно. Воспользовавшись моментом, «непризнанный гений» вытянул из пачки еще две сигареты и воровато сунул их под диван.
— Ну почему же? Что-то такое я, конечно, спрашивал. А он, соответственно, отвечал. Но ведь нет никаких гарантий, что он говорил правду. Верно?
— Верно. Вот только что там правда, а что ложь — это уж мы сами разберемся. Ваша задача в данном конкретном случае всего лишь донести эту информацию до нас.
