— Ну, допустим, я Игорь Палыч.
— Очень приятно. Моя фамилия Купцов. Я менеджер из службы технической поддержки компании «Мегафон».
Леонид козырнул фальшивой «корочкой», которую Нечаев равнодушно проигнорировал и сказал, поморщившись:
— Мне это неинтересно. Я пользуюсь другим сотовым оператором.
— Извините, но у нас на это счет имеется несколько иная информация.
— Что за информация? О чем вы?
— Я по поводу двух сим-карт, которые вы приобрели в офисах наших официальных дилеров седьмого августа. По ним накопилась большая задолженность.
— Еще раз! Повторяю! Я пользуюсь другим оператором и никаких симок — ни седьмого, ни десятого, ни… э-э-э-э… сорок пятого у вас не покупал! Это ошибка.
Купцов сочувственно покачал головой:
— Э-э, уважаемый Игорь Павлович! Видите ли какое дело: я или кто-то из наших сотрудников в данном случае теоретически могли ошибиться. Но вот компьютер… Исключено! — Отметив замешательство на лице Нечаева, Леонид поспешил подсказать прочитываемый рабочий вариант развития событий: — А как вы думаете: не мог ли кто-нибудь воспользоваться вашими паспортными данными?
— Хм… Возможно… — неуверенно сказал Нечаев. — Дело в том, что у меня в прошлом году паспорт украли.
— Вот как? Уже теплее. А где, при каких обстоятельствах это случилось?
— Я был в Твери, в командировке. Вот там меня и, как это говорится, обнесли. Вытянули в кафе из кармана пиджака и паспорт, и бумажник.
— Что, и официальное заявление подавали?
— Естественно. Подавал. И штраф оплатил, и новый паспорт давно выписали… Так это что ж получается? Теперь какая-то сволочь моим документом пользуется?
— Очень может быть. Во всяком случае, мы попробуем проверить эту версию, — вполне честно пообещал Купцов. — Ну что ж, в таком разе извините за беспокойство, Игорь Павлович. Будем разбираться.
— Да уж! Вы там, пожалуйста, разберитесь.
— Разберемся и поставим вас в известность. Но, в любом случае, рассчитываем на вас в качестве нашего не мнимого, а реального клиента. В частности, очень рекомендую тариф «Окрестный»: для жителей Гатчины звонки в Питер за полцены.
— Я подумаю об этом.
— Прекрасно… Какой у вас славный… хм… песик. Немец?
— Да.
— А как зовут?
— Чубайс.
— Ух ты? Это потому, что с рыжими подпалинами?
— Потому что хитрожопый.
— Хм… В принципе логично…
Санкт-Петербург, 22 августа, пн.
Нынешним вечером Виктору Альбертовичу не удалось закосить от отбывания очередной культурной повинности. Этому обстоятельству в немалой степени поспособствовал случившийся накануне внеплановый и крайне неприятный для Брюнета визит с берегов Ланжерона
[6]
на берега Невы мадам Плевицкой, приходящейся двоюродной тетушкой его супруге Алине.
Свалившаяся посередь жары как снег на голову дальняя родственница тридцать лет прослужила билетером в знаменитом Одесском национальном академическом театре оперы и балета и по этой причине мнила себя заядлой «балетоманкой». Равно как и записной «операманкой». К чему, по ее собственному убеждению, обязывала легендарная «певческая» фамилия. И хотя новый театральный сезон в Петербурге еще не начался, к неудовольствию Виктора Альбертовича, именно на эти дни пришлись гастроли балета Эйфмана, приуроченные к 65-летию маэстро. Как результат — все почтенное семейство Голубковых, включая малолетних наследников и телохранителя Влада, в данный момент расквартировалось в ВИП-ложе Александрийского театра и с минуты на минуту собиралось начать внимать авангардной постановке «Красной Жизели».
Морально готовясь к неизбежному, Брюнет беспрестанно вздыхал и обильно потел. Однако на порядок заметнее сейчас нервничал Влад: он беспрестанно вертел головой по сторонам, напряженно всматриваясь в публику, и периодически ощупывал подмышечную кобуру, спрятанную под пиджаком «от Бриони» (личный подарок Брюнета). А все потому, что на днях наконец удосужился посмотреть подсунутый Купцовым диск с третьей частью «Крестного отца». И теперь, впечатленный кровавым финалом расстрела семейства Корлеоне на ступенях палермского театра, Влад расценивал Александринку как место повышенной киллерской угрозы.
— Викто́р! — с придыханием и не без старческого кокетства баском зашептала в правое Брюнетово ухо Элла Семеновна. — А вы уже были в этих стенах после реконструкции?
[7]
— Нет, — буркнул Виктор Альбертович, которого люто коробило подобное фамильярное обращение. Да еще и с местечковым одесским «прононсом».
— Ай-ай-ай! Как же так, ВиктОр?
— Хм… Работы много. Дела.
— На самом деле, тетя Элла, он просто терпеть не может балет. Хотя вживую ни разу его не видел, — снисходительно улыбнувшись, внесла поправку слева госпожа Брюнетша.
— Не может быть! ВиктОр! Голубчик! Как можно не любить балета?! Тем более Эйфмана! С его такой ослепительной дерзостью пластических решений?!
— Так это он сейчас будет… хм… плясать? — явил во всей красе дремучее невежество «владелец заводов-газет-параходов».
— О, боги! — ужаснулась мадам Плевицкая и картинно всплеснула руками. — Но и ты, Алинушка, хороша. Нужно заниматься эстетическим воспитанием мужа. Ты меня слышишь?
— Непременно, тетушка. Вот прямо сейчас и начну.
— Ах, я так взволнована! Завидую вам, ВиктОр. Сейчас вам предстоит впервые окунуться в божественный мир танца. Это состояние — оно сравни… Э-э-э-э-э… Я даже не могу подобрать достойного эпитета… Это все равно, как впервые взойти на брачное ложе с любимой женщиной.
— Да ладно. Какое там ложе? Они же все — пидоры!
— ЧТО? КТО? — потрясенно отшатнулась от крутого, но дремучего родственника мадам Плевицкая.
— Ну эти, которые балеруны…
Хвала Мельпомене, что в следующую секунду свет в зале упал, а занавес, соответственно, поднялся. Иначе сия культуроведческая дискуссия грозила обернуться тетушкиным не эстетическим экстазом, но — прозаическим инфарктом…
* * *
На подъезде к городу Купцов слегка подзастрял в пробочках, так что к офису «Феникса» в начале восьмого Петрухин подъехал в гордом одиночестве и на такси.
Зеленков нетерпеливо дожидался гостя на улице: он стоял у входа под козырьком, курил неизменную сигарету и общался с уже знакомым решальщикам охранником. Возле их ног покачивались бутоны роз, горела под колпаком свеча. Капли дождя стекали по стеклу, как слезы…
