Всю нашу немалую поклажу сложили в отдельный тарантас; цепочка этих неуклюжих экипажей следовала за ослиной кавалькадой, так что мы во всякое время не теряли своего имущества из виду. Нелишняя предосторожность: если назойливость местных арабов и уступает какому-то иному их качеству, то разве что вороватости.
К концу подошел второй день путешествия с караваном паломников. Мы с десятком спутников уже заняли пару хибар, выглядевших приличнее других, и устроились на ночлег; голова процессии пеших паломников только-только втягивалась в селение. Не желая оказаться в вечерней суете богомольцев, мы с Иваном решились прогуляться по окрестностям; двое из наших спутников-старообрядцев вызвались составить нам компанию. Каково же было наше удивление, когда за холмиком, на окраине селения обнаружились две палатки с английским флагом над ними. В стороне стояло несколько прекрасных лошадей и мулов. Около них суетливо хлопотали арабы. Два высоких англичанина с сигарами в зубах вышли из палатки; заметив подходящий караван, они на минуту скрылись и опять вышли с фотографическим аппаратом.
Мы подошли к ним и заговорили. Англичане, услышав звуки родного языка, поначалу смотрели на нас несколько недоуменно; но, стоило нам представиться американцами, живущими в России, как лед отчуждения был сломан. Англичане оказались туристами: они передвигались большой кавалькадой, на прекрасных лошадях, в сопровождении почтенной дамы в маленькой каретке на носилках, напоминающей китайский паланкин. Но разница в том, что носилки несли не люди, а два мула впереди и позади каретки. Господа просвещенные мореплаватели путешествовали с комфортом и независимостью, составлявшими разительный контраст с караваном паломников. Как оказалось, они странствовали от самого Иерусалима; устроителем тура выступала контора всесветного «Кука»
[14]
, в которой можно получить все удобства для путешествий по Сирии. Однако это было доступно только для богатых людей. Услышав об этом, мы с Ваней переглянулись – вот что значит неосведомленность! Узнай мы о такой конторе в Москве – уж конечно постарались бы отыскать представительство компании «Кук» и прибегнуть к ее услугам. Но теперь было поздно – в сирийской глуши туристического агента днем с огнем не найти. А опыт англичан следовало творчески переосмыслить.
За спиной у нас бурчали паломники-старообрядцы.
– Это из какого же народа они будут? – спрашивал один другого.
– Англичане, вот те, что с бурами все время воюют.
– Так чего же эти гуляют, когда у них война?
– Да ведь они сами не воюют: у них войско наемное. Богатый народ! Денежки чего не сделают: вот они тут видишь как путешествуют, а в Африке за них сражается всякий пришлый люд. Мечтают весь мир завоевать через свои богачества.
– Кая польза человеку, «аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою»? – с укором произнес собеседник.
Второй старообрядец ничего на это не сказал – видимо, вопрос был риторическим.
В общем, было решено избавиться от ишаков и пересесть на более благородных животных. В конце концов, чем мы хуже гордых бриттов? Хватит с нас прелестей паломничьего быта!
Ближе к ночи в селение, где остановился караван, явился отряд вооруженных бедуинов. Признаться, меня пробрало – эти ребята выглядели так, будто вышли из фильма «Лоуренс Аравийский». Не хватало только верблюдов – все поголовно были на лошадях, причем многие имели еще и заводных.
Бедуины бесцеремонно расположились на главной площади, расшугав безответных паломников; лишь стемнело, эти муджахеддины устроили свои пляски – с непременным размахиванием оружием и гортанными воплями. Не хватало пальбы в воздух, но, видимо, боеприпасы здесь были чересчур дороги. Так что ограничились тем, что потрясали карамультуками да лязгали клинками сабель.
У них отец и сторговал двух кобыл – пришлось перебрать голов восемь, прежде чем удалось выбрать лошадей поспокойнее. Против ожидания, бедуины расстались с ними легко; правда, торговались они с чисто восточным упоением и, по-моему, из любви к чистому искусству – выигрыш их составил в итоге ничтожную сумму. Вместе с двумя верховыми удалось приобрести еще и добронравную лошадку под вьюки; впрочем, вся наша поклажа в них все одно не разместилась бы. Отец решил и эту проблему – побродив по становищам богомольцев, он сыскал двоих монахов откуда-то из Ярославской губернии, вконец измученных тяготами пешего пути. Этим божьим людям и препоручили заботы о нашем обозе. Монахи должны были вместо нас следовать с группой состоятельных паломников верхом на наших бывших ослах; еще один осел в лице нашего мукари тоже оставался при них. Для верности монахи были поощрены десятью рублями на двоих. Было условлено, что мы заберем тарантас по прибытии в Маалюлю, а пока – нас ждали четыре дня пути верхами, по караванной тропе. Паломникам же предстояло провести в дороге никак не менее полутора недель. В протертые до дыр ковровые вьюки, прилагавшиеся к купленным скотинкам, мы увязали самое необходимое – по паре смен белья, кое-что из одежды, палатку, бивачное имущество, продовольствие. В числе прочего имелись и кожаные бурдюки; мы, однако, не рискнули набирать туда воду для питья, удовлетворившись тщательно задекорированными мешковиной пластиковыми канистрами.
Не было забыто и оружие; отец пристегнул к седлу чехол с «лебелем» и повесил на пояс револьвер. Я же пристроил поперек седла лупару, обвешавшись патронташами, как революционный матрос пулеметными лентами. «Галан» прятался во вьюке: можно было легко вытащить револьвер, засунув руку под клапан из засаленной ковровой ткани.
Отец настоял на том, чтобы надеть броники; пришлось уступить, хотя я и без того обливался потом. Жилет с навешанными кармашками разгрузки я нацепил прямо на сетчатую майку, но все равно раздражал он неимоверно и к тому же мешал сидеть в седле, особенно на рыси. Арабы ездили без шпор; вместе с кобылой мне досталась разукрашенная медными чеканными пластинами плетка, на которую скотинка покосилась с нескрываемой неприязнью.
Первый же день верхового путешествия ознаменовался неприятным инцидентом. Мы проезжали через крошечный грязноватый городок; он стоял точно на паломническом тракте, однако мукари при расставании не советовал в нем задерживаться; внятных объяснений, впрочем, не последовало, так что отец решил все же сделать там привал и напоить лошадей.
Есть такая арабская пословица: «Иногда и осел ревет не напрасно». Зря мы не послушались проводника! Стоило сойти с седел на площади возле колодца, как мы были атакованы ордой грязных вопящих гоблинов. Агрессоры швырялись камнями, один из которых чувствительно угодил мне в плечо, не защищенное броником. Другой заехал между ушами кобыле, да так, что та встала на дыбы, едва не оборвав повод.
Гоблины оказались арабскими детьми; отец махнул на них плеткой, но те лишь ретировались за изгородь и продолжили бомбардировку оттуда; на этот раз мне чуть ли не в физиономию прилетел катыш ослиного помета. Тогда отец вытащил револьвер и пальнул в воздух – юные ваххабиты разом прыснули в стороны. Ушибленное плечо горело, навозная блямба на груди воняла, и я кровожадно мечтал о том, чтобы разрядить вслед мелким поганцам оба ствола моей лупары.
