– Я бы выбрала, пожалуй, вот такую белую блузку – из муслина, с цветной вышивкой шелком, – решила гостья после некоторого раздумья.
– Хорошо, я помечу, – улыбнулась мадам. – А то забудем, не дай бог…
Она прекрасно знала, что клиентка еще десяток раз передумает.
– Я закажу выбранную вами блузку – в настоящий момент ее, к сожалению, нет, но в самом скором времени заказ доставят по почте, из Парижа. Потом я немного подгоню ее по вашей фигуре – мерки снимем чуть позже – и отошлю вам на дом. Вы же оставите адрес… или пришлете человека? – повернулась она к лейтенанту.
Тот неопределенно махнул рукой – мол, потом решим, – и мадам Клод продолжила:
– Со шляпкой несколько сложнее. Скажите, милочка… – Мадам Клод слегка запнулась… – Вы, видимо, болели тифом?
– Тифом? – удивилась девушка. – Да нет, с чего вы взяли?
– А как же иначе? – сожалеюще взглянула на бестолковую собеседницу мадам Клод. – Зачем же вы тогда делаете такую короткую стрижку? Впрочем, воля ваша, можете не отвечать… Вот, посмотрите, – продолжила модистка, – это альбом модных причесок. Я держу его специально для того, чтобы посетительницам проще было выбирать шляпки. Посмотрите-ка на самые модные стрижки – правда, все они требуют более длинных волос, чем ваши. Выбирайте, а уж потом объясните как-нибудь своему парикмахеру…
Ольга с любопытством принялась листать альбом, время от времени бросая взгляды в зеркало и поправляя волосы рукой.
– Такая прическа хорошо смотрится со шляпкой. Надеюсь, там, откуда вы приехали, известно, что барышне появиться без шляпки на улице немыслимо? – Мадам Клод не уставала удивляться тому, что спутница симпатичного лейтенанта не знала самых простых вещей, но, в конце концов, разве это ее дело?
– Запомните, дорогая, дама без шляпки и без перчаток не может появиться на улице – это попросту неприлично. Дурной тон, так сказать. Так что – выбирайте. Сейчас носят шляпки поменьше, даже токи, разнообразные береты – касторовые, плюшевые, бархатные, шотландские клетчатые, вязаные. Иногда – небольшие шляпки без полей или с узкими полями. Широкие, богато украшенные шляпы тоже носят, – но они уже не столь популярны, как года четыре назад. Впрочем, не рекомендую особых экстравагантностей, вам нужна скромная и простая шляпка.
Ольга засмотрелась на невесомые, ажурные сокровища, которые мадам Клод все выкладывала и выкладывала из круглых картонных коробок, обтянутых разноцветной тканью…
– Вот чулки. Теперь носят тонкие фильдекосовые, шелковые и шерстяные. Самые распространенные цвета – черный и белый; порой встречаются и цветные, сочетающиеся с платьем или туфлями – со стрелками, кружевными вставками.
– Шелковые чулки лучше всего телесного цвета, если такие есть, – улыбнулась девушка. – Но вряд ли их кто-то заметит.
– Ну, знаете ли, а если вам придется переходить лужу? Или садиться в пролетку? Да и… – Мадам Клод украдкой бросила взгляд на Никонова, который усиленно делал вид, что ничего не слышит, и тонко улыбнулась.
Ольга тоже усмехнулась – знала бы эта модистка, что может порассказать ей о чулках и прочих деталях женского туалета ее собеседница! Кстати, а ведь это мысль… помнится, Геннадий говорил о необходимости добывать деньги для Бригады?
– А теперь перейдем к разным милым пустякам…
Глава 17
Это лето в Москве выдалось на редкость жарким и сухим. Город задыхался; страдали и истерзанные солнечными лучами, истекающие пылью мостовые, и измученные бесконечными дневными часами лошади – и запряженные в шикарные выезды рысаки, и савраски московских «ванек», заморенные долгим стоянием на солнцепеке. Доставалось и людям; москвичи поспешили сменить суконные кафтаны, поддевки, сюртуки, мундиры на светлые коломенковые или бумажные. На углах надрывались лоточники:
– А вот квасу!
– Вода, холодная!
– Сбитня, смородинового!
Бродячие собаки, пережидающие лютые полуденные часы в тени, завистливо косились на грохочущие по камням бочки водовозов да на мальчишек-разносчиков, которые тащили в корзинах бруски льда, укутанные от жары соломой. А кухарки, спешащие с утра пораньше на рынок – пока можно было еще без ужаса ступить на поостывшую за ночь брусчатку, – с надеждой глядели на бездонное, белесое от жара небо.
– Дожжичка бы…
Но – увы, с самого конца мая ни одной капли не пролилось еще на булыжник московских улиц. Поувяла радостная майская зелень деревьев, пожухла так и не пошедшая в рост травка палисадников, заполонивших иные московские улицы после пожара 1812 года. И только Яуза да Москва-река сулили городу хоть какое облегчение – но неизменно обманывали наивного, попытавшегося найти свежесть на берегах, не всюду еще одетых в камень. Густой смрад сточных вод отгонял всякого, кто оказался слишком близко к весело искрящейся издали воде.
В Москве – жара…
А вот двоих подростков, беззаботно гуляющих по крутым переулкам близ Маросейки, жара не очень-то и занимала. В таком возрасте вообще не обращаешь внимания на телесные лишения, способные вывести из себя человека постарше. Ну, жарко и жарко – подумаешь! Пусть взрослые проклинают погоду, солнце и жару, исходят потом, карабкаясь по вздыбленным горбом мостовым…
– Так вот, Яш, – торопливо говорил один из мальчиков, тот, что поменьше, одетый в белую полотняную гимнастерку, какие дозволялось летом носить гимназистам вместо форменных суконок. – Я очень надеюсь, что господин лейтенант нам все-таки поможет. Он, может, и обижен на Олега Иваныча за то, что тот оставил его там (тут мальчик неопределенно мотнул головой, обозначая некое загадочное место, явно известное собеседнику), – но я же ему помог вернуться, верно? И вообще – он офицер, да еще и моряк…
Его товарищ покачал головой:
– Вам, конечно, виднее, пан Никол… то есть прости – тебе виднее. Наверное, поможет, раз обещал, – офицер, у них с этим строго. Хорошо, если так: его-то эти лбы так просто не запугают. Он ведь военный, револьвер при себе носит…
Молодой человек был одет почти как и гимназист: в светлую полотняную блузу и фуражку, на манер гимназических или студенческих. Но если у первого мальчика на фуражке красовался гимназический герб (с выломанными, как и положено, римскими цифрами), то у второго никаких «казенных» украшений не было, что позволяло угадать в нем то ли исключенного из гимназии, то ли экстерна. Внешность его – высокий, чернявый, с характерным горбатым носом и темными, слегка навыкате глазами – указывала на выходца из западных губерний империи, из-за черты оседлости. Впрочем, говор со следами характерного московского «аканья» выдавал в нем человека, прожившего в Первопрестольной уже не один год.
– Только вот что я вам… тебе скажу. Лейтенант, конечно, господин благородный, офицер… а вот друзей его, которые из будущего, я бы поостерегся. Особенно – Геннадия. Ну не верю я ему, пан Никол, хоть режьте! Замыслил он что-то, точно вам говорю. Да вы в глаза ему посмотрите – нет, добрые люди так не глядят…
