– Ну, можно было и не огнем, – влез в разговор Иван. – Скажем – нагреть что-нибудь и поднести к пластине. А потом на ощупь оценить изменение температуры. Металлический брусок, к примеру, или камень.
Бурхардт слегка нахмурился и недоуменно глянул на мальчика – он, кажется, не ожидал от него ничего подобного. Но тут же просветлел лицом – видимо, оценил идею.
– Должен признать, в вас есть жилка исследователя, юноша… Признаться, о таком варианте я не подумал.
Щеки Вани слегка зарделись. Видно было, что похвала вредного деда ему приятна.
Тем временем Олег Иванович осторожно отделил от пластины прилипшую к ней бумажку и принялся разглядывать обратную сторону. Толщину металла определить на глаз не представлялось возможным – но наверняка меньше миллиметра. Пожалуй, о край такого листа можно и порезаться…
На обратной стороне ясно различался геометрический рисунок – тонкие прямые линии, образующие неправильный многоугольник, прихотливо пересеченный другими линиями. В узлах схемы помещались кружочки; кое-где чертеж украшали надписи из таких же значков, что имели место на лицевой стороне. Всякий раз значки были скомпонованы в квадратные столбцы, с равным количеством символов по высоте и по ширине; интервалы между значками были всюду одинаковыми.
– Можно? – Ванька потянулся к «экспонату».
Бурхардт нахмурился, но смолчал.
– Пап, а мы такое уже видели. Помнишь? Примерно в середине манускрипта…
Олег Иванович припомнил. Да, в нескольких местах были очень похожие вставки. И что особенно интересно – каждой из них соответствовала такая же, судя по расположению знаков, «табличка», составленная из букв коптского алфавита. Теперь, глядя на покрытые загадочными значками пластинки, Олег Иванович понял, что это ему напоминает.
– Скажите, э-э-э… коллега, – повернулся Семенов к археологу. – Ведь вы, разумеется, сделали копии этих… носителей информации?
Бурхардт недоуменно вскинул глаза, но, поняв, кивнул:
– Носители информации? Несколько необычно… но вы, пожалуй, правы… в каком-то смысле любая книга, даже глиняная табличка с клинописью – это носитель информации.
– Тогда уж и пластинка грамоф… то есть для фонографа, – опять влез Иван.
Олег Иванович недовольно глянул на мальчика: надо все же думать, что говоришь!
– Вы, юноша, говорите о звуковых спиральных цилиндрах Эдисона? Да, пожалуй, хотя… любопытно, я никогда не думал о музыке как об информации. Но, несомненно, можно сказать и так.
Немец снял пенсне, зачем-то протер его большим клетчатым платком.
– Простите… да, вы правы, герр Семенофф. Я, разумеется, тщательно скопировал все, что изображено на пластинах. Вот, прошу вас…
И он снял со стеллажа пухлый бювар. Олег Иванович склонился к столу, а пластиной тем временем завладел Ваня.
– Как видите, образцы пронумерованы согласно порядку, в котором они уложены в ящичке. Вот видите. – И он показал собеседнику номер на листочке, который Олег Иванович отлепил от пластины.
– Каждую пластину я скопировал с обеих сторон – с увеличением в два раза, чтобы не упустить ни одной детали рисунка. Я, собственно, собирался сделать и фотографические копии, однако пока не располагаю соответствующим оборудованием. Была мысль отдать несколько пластин граверу, чтобы он в точности воспроизвел рисунок, скажем, на медном листе, – но до этого, увы, еще руки не дошли.
Олег Иванович перелистал несколько листов в бюваре. Да, все верно – бумагу покрывали те же самые значки. Покопавшись, он нашел номер 49, под которым значился извлеченный из пачки листок, – и принялся сличать символы.
– Обратите внимание, – продолжал Бурхардт, – некоторые пластины наличествуют в двух, точно и совершенно идентичных экземплярах. Я потратил массу времени, пытаясь найти отличия, обследовал пластины с помощью мощного увеличительного стекла, однако различий не обнаружил. И тем не менее – я каждый раз в точности копировал оба экземпляра, сопровождая их необходимыми примечаниями. Вот извольте взглянуть…
– Вы проделали огромную работу, герр Бурхардт, – искренне сказал Олег Иванович. – А теперь, если вы позволите, я бы хотел кое-что с вами обсудить. Помнится, вы интересовались, кто мы такие? Теперь, пожалуй, я готов ответить…
Глава 14
Николка уже полчаса колесил по переулкам в районе Таганской площади. Хотя до места, где предположительно находился сейчас Яша, было по прямой меньше двух верст, рация только шипела, верещала и больше ничего – хоть ты тресни! Николка тряс приборчик, нажимал от отчаяния другие кнопки, но добился лишь того, что он окончательно затих. Испугавшись, что связи теперь не будет совсем, мальчик выключил рацию, досчитал до десяти и заново включил. В динамике вновь заверещало, и, к несказанной Николкиной радости, сквозь шум пробился знакомый голос – Яша!
Мальчику было, конечно, невдомек, что возвышавшаяся между ним и Хитровым рынком Ивановская горка
[73]
напрочь блокировала радиосвязь; а когда он поднялся повыше, на Таганский холм, Яков с его рацией оказался опять в зоне уверенного приема, и теперь его голос был достаточно громким. Даже слишком – проходящий мимо господин тоже услышал его и проводил гимназиста недоуменным взглядом. Тот, поняв, что чуть не прокололся, свернул в подворотню и зашарил по карманам в поисках наушников. К этим крошечным ушным затычкам он уже привык – когда смотрел по ночам фильмы на ноутбуке.
Хотя недоумение господина вполне могло быть вызвано и не рацией.
Николка, обсуждая с Яшей их хитроумный план, совершенно упустил из виду, что расписание Ярославской дороги по воскресным и будним дням различается, – и как раз опоздал на тот самый дачный поезд, на котором должен был отправиться сегодня в Москву. И пришлось мчаться от самых Мытищ на велосипеде; в итоге мальчик успел все же вовремя, добравшись за какие-то два часа. Да и то из них двадцать минут потратил в поисках места, откуда было бы слышно Яшу. А уж сколько недоуменных взглядов поймал он на себе по дороге…
А сколько раз вслед Николке неслись трели полицейских свистков! Ну конечно – езда на бициклах по городу каралась штрафом, хотя не каждому городовому случалось хотя бы видеть эту мудреную машину. Лошади испуганно шарахались от велосипедиста, а на Сретенке мальчика чуть не вытянул хлыстом кучер богатого частного выезда.
Но – обошлось. И Николка уже раз десять давал себе слово припрятать велосипед на Гороховской, а в Перловку вернуться вечерним поездом.
– …Тиу-туу-у-у… Никол, Никол, я на связи, прием, – забубнило в ухе.
Мальчик нажал тангенту:
– Слышу тебя, Яша, слышу хорошо, прием.
Ему ужасно нравились эти словечки «прием», «на связи», «тангента». Он много таких запомнил – из книг будущего и из захватывающих, только очень уж жестоких фильмов, которые Ваня называл «боевики». Теперь словечки пригодились.
