Проблема, однако, заключалась в том, что и противнику пришла на ум та же мысль — боднуть головой в живот, — а встретившись на полдороге, два лба произвели удар такой силы, что обладатели обоих отлетели в разные стороны и потом, сидя на земле друг против друга, долго не могли унять кавардак в головах.
— Такая крепкая башка может принадлежать только нашему дорогому синьору мэру, — проворчал дон Камилло, когда туман у него перед глазами начал рассеиваться.
— Такая крепкая башка может быть только у нашего почтенного пастыря, — парировал Пеппоне, потирая лоб.
Пеппоне тоже браконьерствовал поблизости, и в его сумке тоже лежал невероятных размеров заяц. Он посмотрел на дона Камилло и усмехнулся:
— Никогда бы не поверил, — поддразнил Пеппоне дона Камилло, — что тот, кто с церковной кафедры учит нас уважать чужую собственность, перелезает через заборы частных угодий, чтобы браконьерствовать!
— А я бы никогда не поверил, что первый гражданин города, товарищ мэр…
— Мэр, но при этом товарищ, — прервал его Пеппоне, — а следовательно, испорченный бесовскими идеями равного распределения благ и поступающий, таким образом, в полном соответствии со своими идеями, в отличие от достопочтенного дона Камилло, который…
Кто-то шел по направлению к ним. И находился уже в нескольких шагах, так что бросаться наутек, не рискуя, что тебя подстрелят, было поздно: на сей раз сомнений быть не могло — это егерь.
— Нужно что-то делать, — прошептал дон Камилло, — если нас застукают, скандал будет!
— А мне плевать, — невозмутимо сказал Пеппоне, — я за свои поступки отвечаю.
Шаги приближались, дон Камилло спрятался за толстый ствол. Пеппоне не сдвинулся с места, а когда егерь с ружьем наперевес показался на полянке, поздоровался:
— Добрый вечер.
— Вы что тут делаете? — спросил егерь.
— Грибы собираю.
— С ружьем?
— И этот способ не хуже других.
А способ обезопасить себя от егерей тоже не особенно сложен. Нужно всего лишь, зайдя егерю за спину, быстро набросить ему на голову плащ и стукнуть по голове кулаком. А затем, пользуясь временным помутнением в голове стукнутого, добежать до изгороди и перелезть через нее.
Дон Камилло и Пеппоне перевели дух, уже сидя под кустом, в миле от угодий барона.
— Дон Камилло, — вздохнул Пеппоне, — мы поступили очень нехорошо. Мы подняли руку на стража порядка. Это — преступление.
Дон Камилло, который, собственно, и поднял руку, обливался холодным потом.
— Меня гложет совесть, — продолжал коварный Пеппоне, — я никогда не смогу без содрогания вспомнить это ужасное деяние. Как мне набраться смелости, чтобы предстать перед служителем Божьим и признаться ему в таком мерзком поступке? Пусть будет проклят тот день, когда я поддался льстивым кремлевским увещеваниям и отступил от святого завета христианской любви!
Дон Камилло чувствовал себя настолько униженным, что ему хотелось плакать. С другой стороны, ему страшно хотелось треснуть негодяя по башке. Пеппоне уловил это желание и прекратил скулить.
— К черту искушение! — закричал он, вытаскивая из ягдташа зайца и отшвыривая его прочь.
— К черту! — крикнул и дон Камилло. Достав своего зайца, он тоже бросил его в снег, после чего, опустив голову, побрел к дому. Пеппоне шел за ним до усадьбы Акации, а потом свернул вправо.
— Извините, — обернувшись, спросил он у дона Камилло, — вы не могли бы посоветовать мне какого-нибудь достойного священника неподалеку, чтобы я мог сходить к нему и очистить свою совесть?
Дон Камилло сжал кулаки и ускорил шаг.
Когда он набрался смелости предстать перед Распятием главного алтаря, он только развел руками.
— Не ради себя я так поступил, — сказал он. — Ведь если бы стало известно, что я исподтишка охочусь в чужих угодьях, это повредило бы Церкви куда больше, чем мне самому.
Но Христос оставался безмолвным, а в таких случаях у дона Камилло температура подскакивала до сорока, и он сидел на одном хлебе и воде, пока не слышал голоса Христа, с жалостью говорившего:
— Довольно.
В этот раз Христос сказал «Довольно» только после того, как дон Камилло просидел на хлебе и воде целых семь дней, а под вечер седьмого дня, когда он от слабости уже еле волочил ноги, а голод безжалостно вопил в его желудке, Пеппоне пришел исповедоваться.
— Я нарушил законы человеческие и закон Божественной любви, — сказал Пеппоне.
— Я знаю, — ответил дон Камилло.
— К тому же, как только вы ушли, я вернулся, подобрал обоих зайцев, одного потушил в красном вине, а другого зажарил по-охотничьи с овощами.
— Я так и думал, — выдохнул дон Камилло. И когда он проходил мимо алтаря, Христос ему улыбнулся, — принимая во внимание не столько семидневный пост, сколько то, что, говоря «Я так и думал», дон Камилло не испытал ни малейшего желания треснуть Пеппоне по башке, а только почувствовал горячий стыд, вспомнив, что в тот вечер он сам едва поборол искушение вернуться и сделать то же самое.
— Бедный дон Камилло! — прошептал растроганный Христос.
Дон Камилло развел руками, как бы давая понять, что делает все возможное, и если иногда оступается, то не по злой воле.
— Знаю, знаю, дон Камилло, — продолжал Христос, — а теперь иди и съешь зайца, которого Пеппоне уже готового принес тебе на кухню.
Умышленный поджог
Старый Дом загорелся в дождливую ночь.
Старым Домом называли заброшенную развалюху на вершине холма неподалеку от городка. Люди опасались приближаться к нему даже днем: потому что ходили слухи, что там полно змей и привидений. Странно было то, что, хотя весь дом состоял из нагромождения камней — рамы и косяки унесли покинувшие его люди, остальное дерево истлело, — теперь он пылал, как костер.
Множество людей высыпало на улицы и двинулось прочь из городка посмотреть на пожар, и все, как один, удивлялись.
Дон Камилло тоже присоединился к тем, кто шагал по проселочной дороге к Старому Дому.
— Небось, нашлась глупая революционная башка, которая обложила эту халупу соломой да и подожгла в честь какого-нибудь там юбилея, — громко сказал дон Камилло, проталкиваясь сквозь толпу и становясь во главе колонны, — а синьор мэр какого об этом мнения?
Пеппоне даже не обернулся, лишь проворчал:
— Да что я могу об этом знать?
— Ну ты же мэр! Должен знать все, — с явным удовольствием поддразнил его дон Камилло, — а что, не приходится ли на сегодняшний день какая-нибудь историческая дата?
