Так закончил свою речь Пеппоне и в заключение схватил со стола железное кольцо, служившее ему пресс-папье, согнул его в восьмерку своими ручищами, и все сразу поняли, что он хотел сказать, и завопили от восторга.
Пеппоне вытер пот со лба. Отлично было придумано, положить кольцо на стол и воспользоваться им для шутки про статью № 8.
Он был доволен и подвел итог:
— Пока сохраняем полное и абсолютное спокойствие. Но, как бы то ни было, 7-я там статья или нет, мы идем своим путем, и не отклонимся от него ни на тысячную долю миллиметра, и не потерпим никакого вмешательства извне. Никакого.
В этот самый момент распахнулась входная дверь и вошел дон Камилло с кропилом в руках, а за ним два мальчика в стихарях, с чашей святой воды и сумкой для сбора яиц.
Наступила мертвая, леденящая тишина. Дон Камилло, не говоря ни слова, сделал несколько шагов вперед и окропил всех присутствующих. Потом передал кропило мальчику, а сам обошел всех и каждому дал по бумажной иконке.
— А тебе — образ св. Лючии, — сказал он, дойдя до Пеппоне, — она сохранит твое зрение, товарищ.
Затем он щедро покропил портрет Большого Шефа
[13]
и, слегка кивнув головой, вышел, закрыв за собой дверь.
Ошарашенный Пеппоне смотрел, открыв рот, на иконку в своих руках, потом глянул на дверь и испустил нечеловеческий вопль:
— Держите меня, а то я прибью его!
Его схватили и держали. Так что дон Камилло мог беспрепятственно вернуться домой. Он шел, гордо выпятив грудь, и просто сиял от радости.
Христос на Распятии в главном алтаре был все еще покрыт черным бархатом, но появление дона Камилло в церкви не осталось Им не замеченным.
— Дон Камилло, — сказал Он строго.
— Господи, я же благословляю перед Пасхой телят и куриц, так почему я не должен благословить Пеппоне и его ребят? Разве я сделал что-то не так?
— Все так, и ты, конечно, прав. Но ты все равно хулиган, дон Камилло.
* * *
Пасхальным утром дон Камилло вышел из приходского дома и у самой двери увидел огромадное шоколадное яйцо, обернутое великолепным красным шелком. Точнее, восхитительное яйцо, очень похожее на шоколадное, но на самом деле представляющее собой обыкновенную стокилограммовую бомбу со спиленными лопастями стабилизатора и выкрашенную в коричневый цвет.
Война затронула и городок дона Камилло, сюда не раз прилетали самолеты и сбрасывали бомбы. Самолеты бомбили город с низкого полета, а потому многие из этих проклятых снарядов не взорвались и оставались то чуть воткнутыми в землю, то просто лежащими на полях. Позже приехали откуда-то два сапера, взорвали те бомбы, что были подальше, и обезвредили те, что нельзя было взорвать из-за непосредственной близости их к жилым домам. Все, что можно было, они сложили в кучу и потом забрали. А одна из таких бомб упала на старую мельницу и застряла в крыше, зажатая между стеной и основной потолочной балкой. Там ее и оставили, потому что на мельнице больше никто не жил, и опасности она после изъятия запала не представляла. Вот ее-то, отрезав лопасти стабилизатора и перекрасив, неизвестные подарили дону Камилло в качестве пасхального яйца.
Впрочем, не такие уж они были и неизвестные, потому что под крупной надписью «Христос Васкресе» через «а» было написано помельче: «В благодарность за нанесенный визит». И красная лента, конечно.
Все это было хорошо подготовлено, потому что, когда дон Камилло оторвал глаза от странного яйца, он увидел пред собой площадь, полную народа. Эти гады назначили себе здесь сходку, чтобы полюбоваться растерянным видом дона Камилло.
Дон Камилло рассерженно пнул железную глыбу. Она не дрогнула.
— Мощная штука, — крикнул кто-то из толпы.
— Тут придется в трансагентство обращаться, — завопил еще один.
Вокруг заухмылялись.
— А ты ее святой водой окропи, глядишь, сама укатится, — пошутил третий.
Дон Камилло обернулся и встретил взгляд Пеппоне. Пеппоне стоял в первом ряду, окруженный своим парткомом, и ухмылялся, скрестив руки на груди.
Дон Камилло побледнел. У него задрожали ноги.
Очень медленно он нагнулся и ухватил огромными ручищами бомбу за края.
Наступила тишина. Люди, в ужасе вытаращив глаза и затаив дыхание, смотрели на дона Камилло.
— Господи! — в отчаянии воззвал дон Камилло шепотом.
— Вперед, дон Камилло, — приободрил его голос, донесшийся из алтаря.
Хрустнули кости. Дон Камилло казался живым исполином, колоссом. Постепенно, но уверенно он распрямлялся, намертво ухватив гигантскую железяку. Он постоял минуту, глядя на толпу, а потом двинулся вперед. Каждый шаг был весом в тонну. Он вышел за церковную ограду и медленно, но неотвратимо как рок стал продвигаться через площадь. Онемевшая толпа шла за ним.
Он пересек площадь и остановился перед зданием парткома. Толпа замерла.
— Господи! — прошептал дон Камилло.
— Давай, дон Камилло! — ответил ему голос с той стороны площади, из алтаря церкви. — Вперед!
Дон Камилло собрался, напрягся и единым движением взял бомбу на грудь. Еще один рывок — и бомба начала подниматься. Толпу объял ужас.
Вот руки выпрямились, и бомба застыла над головой дона Камилло.
С грохотом она покатилась и замерла у самой двери парткома.
Дон Камилло повернулся к толпе.
— Возвращено отправителю, — сказал он громко, — «Воскресе» пишется через «о». Исправьте, а тогда уж и посылайте.
Толпа расступилась, и торжествующий дон Камилло вернулся к приходскому дому.
Пеппоне не стал возвращать бомбу. Три человека затащили ее на телегу и сбросили в овраг подальше от городка.
Бомба скатилась по склону, но застряла в кустах, не долетев до дна. И остановилась там стоймя, так что издалека можно было прочесть: «Христос Васкресе!».
* * *
А через три дня в овраг пришла попастись коза. Она задела бомбу, и та покатилась дальше, но метра через два ударилась о камень и со страшным грохотом взорвалась. И хотя овраг был далеко от городка, тридцать домов осталось после этого взрыва без стекол.
Через несколько минут Пеппоне, задыхаясь, вбежал в приходской дом. Дон Камилло как раз поднимался по лестнице.
— А я-то, — еле выдохнул Пеппоне, — я-то целый вечер по ней молотком стучал, откручивая эти лопасти!..
— А я…, — прошептал дон Камилло и остановился, заново представив себе сцену на площади.
— Пойду прилягу, — простонал Пеппоне.
— Ия вот как раз собирался, — еле слышно ответил дон Камилло.
Он принес в свою спальню Распятие.
