— Теперь ты такой же, как все остальные христиане, — сказал дон Камилло.
— Так почему же мы не можем идти в крестном ходе под своим знаменем? — продолжал кричать Пеппоне. — Чем оно вам не угодило? Это что, по-вашему, знамя бандитов, убийц?
— Никак нет, товарищ Пеппоне, — ответил дон Камилло, закуривая тосканскую, — это знамя политической партии, а значит, оно не может участвовать в крестном ходе. Это мероприятие религиозное, а не политическое.
— Тогда и знамена «Католического действия»
[22]
нельзя нести!
— А это еще почему? «Католическое действие» — не политическая партия, тем более что председателем там — я. Я тебе больше скажу: и тебе, и твоим товарищам по партии следовало бы в это общество вступить.
Пеппоне ухмыльнулся.
— Это вам для спасения вашей черной души следовало бы вступить в нашу партию!
Дон Камилло развел руками.
— Давай так: каждый остается при своем, и дружим, как раньше, — предложил он миролюбиво.
— Мы с вами никогда не дружили, — заявил Пеппоне.
— А когда мы были вместе в горах?
— Это был стратегический союз. Для победы правого дела можно вступить в союз и с попом.
— Ну, ладно, — дон Камилло был невозмутим, — но если вы и впрямь хотите идти крестным ходом, знамена оставьте дома.
У Пеппоне на щеках заходили желваки.
— Если вы себя возомнили дуче, то сильно ошибаетесь, отче, — крикнул он. — Или мы идем под нашим знаменем, или никакого вам крестного хода!
На дона Камилло его крик не произвел большого впечатления.
— Это у него пройдет, — подумал он. И правда, в оставшиеся до праздничного воскресенья три дня вопрос больше не поднимался и ничего на эту тему не было слышно. Но в само воскресенье за час до мессы в приходской дом потянулся испуганный народ. Утром ребята из отряда Пеппоне обошли все дома в городке и предупредили, что если кто соберется на крестный ход, то, значит, ему не дорого собственное здоровье.
— Мне этого не объявили, — сказал дон Камилло, — а, значит, мне нет до этого дела нет.
Крестный ход должен был начаться сразу после мессы.
Дон Камилло облачался в ризнице, когда пришла очередная группа прихожан.
— Что будем делать? — спросили они дона Камилло.
— Как что? Крестный ход, — ответил он невозмутимо.
— Они же могут закидать процессию бомбами, — возразили прихожане, — вы не можете подвергать верующих такому риску. Нужно отложить крестный ход, сообщить в правоохранительные органы в большой город и потом уже, когда прибудет подкрепление, достаточное для обеспечения безопасности и общественного порядка, устраивать процессию.
— Правильно, — заметил дон Камилло, — а заодно объяснить мученикам за веру, что они очень зря себя так вели и проповедовали христианство, когда это было запрещено законом, — надо было подождать карабинеров.
Тут дон Камилло показал делегации, с какой стороны находится дверь, и они, недовольные, разошлись.
Вскоре появилась группка стариков и старух.
— Дон Камилло, — сказали они, — мы пойдем на крестный ход.
— Вы-то как раз пойдете домой, и немедленно, — возразил дон Камилло. — Господь зачтет вам ваши благие намерения, но это как раз тот случай, когда старикам, женщинам и детям лучше посидеть дома.
На площади осталась лишь жалкая кучка испуганных людей. Но когда послышались выстрелы (а это всего лишь прочищал горло своему автомату Нахал, стреляя в воздух в демонстративных целях), и уцелевшая группка благорастворилась. Так что выглянувший из дверей церкви дон Камилло увидел перед собой пустой церковный двор, безлюдный и плоский, как бильярдный стол.
— Ну что, идем, дон Камилло? — спросил из-за спины голос Христа. — Сегодня так солнечно, река должна быть прекрасна. Я был бы рад ее увидеть.
— Идем, — ответил дон Камилло. — Но в этот раз в процессии буду один лишь я. Если Тебе этого хватит…
— О, когда есть дон Камилло, то этого хватает с лихвой.
Дон Камилло поспешно накинул на плечи кожаный ремень с подставкой для основания креста. Он вытащил огромное Распятие из алтаря, укрепил его в подставке и вздохнул:
— Все же могли бы сделать этот крест немного по-легче.
— Мне ли ты это говоришь, дон Камилло, — Христос усмехнулся. — Я нес его почти до самого верха, хотя плечи Мои не такие мощные, как твои.
И вот дон Камилло вышел из церковных дверей, торжественно неся перед собой огромное Распятие.
Городок вымер: все попрятались по домам от страха и подглядывали, затаив дыхание, через щелочки в ставнях.
— Это, наверное, похоже на тех монахов, что ходили с черными крестами по вымершим от чумы городам, — подумал дон Камилло. Потом он принялся распевать псалмы своим звучным баритоном, и тишина пустого города усиливала его голос.
Он пересек площадь и пошел по самой середине центральной улицы. И здесь не было ни души.
С боковой улочки выбежала небольшая собачка и пристроилась за доном Камилло.
— Брысь отсюда, — погнал ее дон Камилло.
— Не трогай ее, — прошептал откуда-то сверху Христос, — и Пеппоне не сможет тебе сказать, что в процессии ни одна собака не участвовала.
Улица поворачивала, затем заканчивались дома, а потом уже оставалась только дорожка, ведущая к дамбе, но на повороте дону Камилло преградили дорогу.
Двести человек встали поперек дороги и стояли в два ряда, молча, со сложенными на груди руками. Впереди стоял Пеппоне, угрожающе подпирая руками бока.
Дону Камилло захотелось превратиться в танк. Но он мог быть лишь доном Камилло. В метре от Пеппоне он остановился.
Он приподнял Распятие, освободив его из кожаного подножия, и двумя руками вознес его над головой, как меч.
— Иисусе, — прошептал он, — держись крепко, сейчас я им врежу!
Но ему не пришлось никому врезать. Молниеносно оценив ситуацию, люди сдвинулись к обочинам, и посередине, как по волшебству, открылся проход.
Один лишь Пеппоне стоял посреди мостовой, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Дон Камилло укрепил основание креста в кожаной подставке и двинулся прямо на Пеппоне.
Пеппоне посторонился.
— Я не вам уступаю дорогу, а Ему, — сказал он, указывая на Распятие.
— Тогда шляпу с башки стяни, — не глядя на него, ответил дон Камилло.
Пеппоне стянул шляпу, и дон Камилло торжественно проследовал через толпу красных.
