Дон Камилло не успел спуститься с дамбы, как со стороны большого города послышался тонкий свист, и в небо взмыла зеленая сигнальная ракета. Еще несколько секунд — и будет запущена красная ракета, подтверждающая выезд машин.
— Господи, сделай меня птицей или рыбой всего на десять секунд! — взмолился дон Камилло.
Он бросился в воду. То ли его несло течение, то ли Всевышний помогал его беспомощным гребкам, но так или иначе он уже висел, как устрица, на опоре моста, когда Пеппоне услышал его оклик.
В этот момент взлетела красная ракета.
— Дон Камилло, уматывайте! — заорал Пеппоне. — Вниз по течению, быстро! Сейчас все взорвется!
— Вот вместе и взорвемся, — ответил дон Камилло.
— Мотайте оттуда, — опять крикнул Пеппоне, хватаясь за ручку предохранителя. — Я сейчас взорву мост. Вы погибнете под ним!
— Будешь разбираться с Богом, — ответил дон Камилло, поплотнее прижимаясь к опоре моста.
Послышался гул приближающихся машин.
Пеппоне все орал и орал, казалось, он обезумел. А потом он отпустил ручку предохранителя и плюхнулся на дамбу. Машины с грохотом промчались по мосту.
Прошло немного времени. Пеппоне поднялся. Дон Камилло по-прежнему прижимался к опоре моста.
— Проваливайте оттуда, поп проклятый, — крикнул Пеппоне со злостью.
— Сначал ты отцепишь провода и скинешь взрыватель в реку. А то простою тут до будущего года! Я эту опору всей душой полюбил.
Пеппоне отцепил провода и швырнул взрыватель в воду. Дон Камилло велел туда же кинуть и провода. Пеппоне кинул.
— А теперь иди, помоги мне, — напоследок попросил дон Камилло.
— Еше чего не хватало! Будете от меня помощи ждать, пока корни там не пустите, — ответил Пеппоне и улегся под кустом акации. Там его дон Камилло и нашел.
— Я обесчещен, мне придется подать в отставку со всех постов, — сказал Пеппоне.
— По-моему, ты куда сильнее обесчестился бы, если б мост взорвался.
— А народу я что скажу? Я же обещал не допустить выселения!
— Скажешь, что тебе показалось глупо сначала сражаться за Италию, чтобы потом воевать против нее же.
Пеппоне кивнул.
— Нуда… Но это для мэра подойдет про Италию, — пробормотал он, — а что делать с ячейкой? Я же председатель! А теперь я подорвал авторитет своей партии!
— С чего бы это? Разве в вашем уставе написано, что вы обязаны стрелять в карабинеров? Ну, тогда попробуй объяснить этим дубоголовым, что карабинеры — сыновья того же народа и их тоже эксплуатирует капиталистический режим.
— Вот-вот! Капиталисты и попы! — одобрил Пеппоне. — Карабинеры — сыновья того же самого народа, нещадно эксплуатируемые капиталистическим режимом и попами-клерикалами!
Дон Камилло промок до нитки и ссориться ему было неохота. Он только посоветовал Пеппоне говорить по-меньше глупостей.
— Поп-клерикал — это бессмыслица.
— Очень даже осмысленное выражение, — возразил Пеппоне. — Вы вот, например, поп, но не поп-клерикал.
Потом все как-то успокоилось само собой. В награду за удачно проведенное выселение городок получил средства, необходимые на постройку каменного моста через Каналаччо, решив тем самым проблему безработицы (Руководствуясь соображениями интересов народных масс, мы сочли разумным пожертвовать интересами отдельной единицы Полини Артемио. Но как бы то ни было, этот вексель не погашен: наш счет к правительству не закрыт, товарищи!).
А дон Камилло объявил в церкви что было найдено переднее колесо от велосипеда, по поводу которого можно обратиться в приходской дом. Шпендрик пришел после обеда, получил колесо и увесистый пинок впридачу.
— Мы с вами еще рассчитаемся, — пообещал Шпендрик, — как пойдет вторая волна.
— Не обольщайся, я плавать умею, — парировал дон Камилло.
Городские
Дон Камилло на дух не переносил красных из большого города. Городские пролетарии нормально функционируют у себя в городе, но как только они выходят за его пределы, сразу начинают строить из себя столичных жителей, и это действует на нервы хуже, чем едкий дым на глаза.
Так бывает, когда они ездят компанией, особенно, если на грузовике. Тогда они сразу начинают кричать «деревенщина» вслед любому прохожему, того, кто потолще, обзывают «жиртрестом» или «сальным мешком», а что несут про девушек, вовсе передать нельзя.
Когда они доезжают до цели и выгружаются из кузова, начинается совершеннейший цирк. Они идут вперевалочку, сигарета, как приклеенная, в углу искривленного рта, на ходу они покачиваются в своих широких штанах, как будто трусят на лошади. Видок у них еще тот — то ли новозеландские моряки в увольнительной, то ли апаши из немого кино
[27]
. Они вваливаются в трактир, занимают самый большой стол, закатывают рукава, открывая бледные пледплечья со следами блошиных укусов, и начинают стучать кулаками по столу и орать, надрывая кишки. Кончается все тем, что на обратном пути они гоняются за каждой курицей, перебегающей им дорогу.
И вот однажды в воскресенье после обеда в городке появился грузовик, набитый красными из большого города, которые сопровождали какого-то важного типа из Федерации, собиравшегося выступить с речью перед мелкими землевладельцами. После выступления Пеппоне хотел доложить важному типу о местной обстановке, а городским сказал, что они могут отправляться в трактир в Молинетто, где их уже ждал бочонок игристого в знак гостеприимства местной ячейки.
Городских было человек тридцать, да еще пять-шесть девчонок, с ног до головы во всем красном. Они то и дело кричали: «Эй, Джиготто, сбрасывай!», и Джиготто вытаскивал сигарету изо рта и кидал ее девице, а та ловила ее на лету, жадно затягивалась и выпускала дым из всех отверстий головы, включая уши.
Они расположились на улице перед остерией и стали есть и петь. Пели они неплохо, особенно оперные партии. Потом пение им надоело, и они стали цепляться к прохожим. Когда на дороге показался дон Камилло на велосипеде, они ужасно развеселились и закричали:
— Гляньте-ка, гоночный поп!
Дон Камилло и ухом не повел, он проехал мимо ухмыляющихся рож невозмутимо, как танк. Однако, достигнув конца улицы, он не стал сворачивать в сторону дома, а развернулся и поехал обратно. Второе появление дона Камилло вызвало еще больший восторг, чем первое. Теперь уже все городские единодушно заорали ему вслед: «Давай, жиртрест, вперед!».
Дон Камилло не дрогнул, он проехал и даже глазом не моргнул. Естественно, что добравшись до противоположного края деревни, он должен был развернуться и поехать назад. Третье появление дона Камилло было незабываемым, городские от «жиртреста» перешли к «мешку» и не забыли уточнить, чем именно этот мешок набит.
