– Наверное, надо их спросить, – говорит он.
– Кого – их?
– Спросить… ну… кубинцев, наверное.
– А я и спрашивал, – поясняет Джон Смит. – Но они со мной неразговорчивы. Для большинства из них я чужак. Особо не хотят делиться… когда заводишь разговор о национальных вопросах, народностях и подобных материях. Они не доверяют «Геральд», и точка, вот в чем дело.
Нестор улыбается, но не от удовольствия.
– Уж это точно.
– Чему вы улыбаетесь?
– Там, откуда я сам, в Хайалии, люди говорят: «А, “Майами Геральд” – и тут же добавляют: – “Yo no creo». Можно подумать, что это полное название газеты – «Yo No Creo Майами Геральд». Понимаете yo no creo?
– Конечно. «Не верю». Yo comprendo. И так же они относятся к вам, Нестор.
До сих пор газетчик не обращался к Нестору по имени. Это настораживает. Нестор не знает, как реагировать. То ли американо взял дружеский тон, то ли заговорил свысока… будто с дезинсектором. Его отца многие клиенты с порога называли Камило.
– И они всё, касающееся вас, тоже извращают, – продолжает репортер Джон Смит. – Они берут ваш поступок, который я… я считаю – и, надеюсь, достаточно ясно обозначил это в своем тексте, – считаю примером великой храбрости и силы, и преподносят его как трусость!
– Трусость? – переспрашивает Нестор.
Он удивлен и задет за живое.
– Они могут говорить разное, «предатель» и все такое, но я не слышал, чтобы кто-то говорил «трусость». Интересно, какого это черта вдруг «трусость»… Боже правый… Хотел бы я видеть, как кто другой хотя бы близко подберется к тому, что я сделал… «Трусость»… – Нестор мотает головой. – Вы прямо слышали, чтобы кто-то говорил вот это самое слово?
– Да. Cobarde, так говорят… каждый раз.
– Говорят? – недоумевает Нестор. – Но откуда вы знаете? Вы говорили, они с вами не хотят общаться.
– Некоторые общались, – поясняет человек из «Геральд». – Но слышал я это не в разговорах. Я это слышал по радио, и далеко не один раз.
– По какому радио? Кто это говорил?
– По испаноязычному радио, – говорит Джон Смит. – Cobarde. Вообще, думаю, это были две или три станции.
– Придурки, – роняет Нестор.
Адреналин подпрыгивает.
– Что, интересно, там cobarde? Как они вообще додумались такое сказать?
– Они не особо затруднялись думать. Вот их рассуждение, если можно так назвать. Они говорят, что быть pez gordo и изображать из себя valiente легко, когда у тебя за спиной все остальные пес гордо, вся полиция, береговая охрана, «Майами Геральд».
Джон Смит хохотнул.
– Думаю, они не преминули добавить Yo No Creo el Miami Herald для полноты картины. Не слушали латинское радио?
– Времени не было, – говорит Нестор. – Если бы вы знали, каковы были мои последние сутки…
Он умолкает. Чувствует, что ступил на зыбкую почву.
– …то не спрашивали бы.
– Ну, так, может быть, расскажете, что с вами было? – предлагает Джон Смит.
Он напряженно смотрит Нестору в глаза, и это не похоже на прежнего Джона Смита. Нестора посещает мысль, что это, должно быть, Репортерский взгляд. Конечно, они друг другу не ровня. Нестор снова принимается созерцать подсветку бутылок. Все копы, с кем бы Нестор ни говорил на эту тему, считали журналистов сборищем ссыкунов. Нестор готов был поспорить, что и этот, сидящий рядом с ним у барной стойки, тоже ссыкун. Что-то такое было в его вежливом разговоре и хороших манерах… Он был такой тип – стоит лишь замахнуться, как он пригнется и удерет. Но еще старые копы говорили, что газетчики – как пауки, как черные вдовы. Могут ужалить так, что будь здоров.
Подумав об этом, он переводит взгляд на Джона Смита и отвечает:
– Не знаю, насколько это хорошая идея.
– А что?
– Ну, наверное, мне нужно получить разрешение, чтобы об этом с вами говорить.
– У кого?
– Точно не знаю, еще не случалось эту процедуру проходить. Но по крайней мере, начальника отделения.
– Не понимаю, – говорит Джон Смит. – Вы со мной говорили сразу же после того, как сняли с мачты того будто бы подпольщика. У кого вы перед этим получили разрешение?
– Не получал, но то дру…
Внезапно став агрессивным, Джон Смит перебивает Нестора:
– И кто написал вам самую дружественную статью, какая только появилась об этом случае?.. И самую правдивую. Может, я вас чем-то обидел?
Он по-прежнему сверлит Нестора Репортерским взглядом.
– Нет, – говорит Нестор. – Но…
Журналист наседает.
– Ну так почему вы думаете, что я теперь вас покажу в дурном свете? Кто вас травит, так это «Эль Нуэво Эральд» – надеюсь, вы видели, что они пишут.
Нестор отводит глаза и медленно кивает, как бы артикулируя едва слышное «да».
– …и латинское радио, и латинское ТВ, те уж как старались вас похоронить! – продолжает репортер. – И завтра они от вас не отцепятся. Продолжат в том же духе. Вам не нужен союзник? Хотите оставаться пиньятой, чтобы вся банда продолжала вас колотить в свое удовольствие? Ну да, я могу взять и написать большую статью с разбором, что вы сделали и почему это было совершенно необходимо и гуманно. Но это будет просто статья, написанная рядовым журналистом. Мне нужны детали, которые можете сообщить только вы.
А самое скверное, что журналист Джон Смит прав. Слово cobarde все бьется у Нестора в голове. Чувство собственного достоинства понуждает его не оставлять такое оскорбление без ответа. Мне отмщение, говорит Господь… а между прочим, что будет с твоей службой, великий мститель? Если он возьмет и все выложит на радость этому газетчику… даже если ни в каком смысле не ругнет Управление… большая статья в газете, целиком про него в полицейской операции, о которой так много шумят, – Нестору не нужны никакие письменные инструкции, чтобы понять, как отнесутся к такому в Управлении.:::::: И тем не менее, все… все… должны зарубить себе на носу одно. Никто не может назвать Нестора Камачо cobarde… уроды вы… но это не я должен сказать, так и есть. Это должно сказать Управление… только хрена лысого они это скажут. Ну да, они будут защищать свое решение снять крысу с мачты, но не станут грызться за копа, который залез и снял ее…::::::
Нестор не понимает, как ему смотреть теперь на Джона Смита. И вместо этого смотрит в зеркало позади освещенной батареи бутылок. И на себя он тоже не смотрит, хотя вон он, в зеркале. Он трет ладонью правой руки костяшки левого кулака, потом левой ладонью – правый кулак…
Лишь в этот момент он понимает, какую классическую картину нерешительности собой представляет. Джон Смит говорит:
– Хорошо, Нестор, давайте так. Если вы дадите мне все нужные сведения, я обещаю, что не буду цитировать вас, и даже не упомяну, что с вами говорил.
